Она ехала шагом под сводом крон, внимательно посматривая посторонам, стараясь не пропустить чего-нибудь важного. Поэтому не прозеваластаричка, выглядывавшего из-за ствола дуба.

Старичок, низенький, но отнюдь не согбенный, был одет вльняную рубаху и штаны из того же материала. На ногах — огромные и смешныелыковые лапти. В одной руке — суковатая клюка, в другой — ивовая корзинка. ЛицаЦири как следует не разглядела, оно скрывалось за обшарпанными и обвисшимиполями соломенной шляпы, из-под которых торчал обгоревший нос и седаявзлохмаченная борода.

— Не бойся, — сказала она. — Я не сделаю тебедурного. Седобородый переступил с лаптя на лапоть и снял шляпу. Лицо у негооказалось круглое, усеянное старческими пятнами, но свежее и не оченьморщинистое, брови редкие, подбородок маленький и скошенный, длинные седыеволосы заплетены на затылке в косичку, макушка — совершенно лысая, блестящая ижелто-зеленая, как арбуз.

Она видела, что старик смотрит на ее меч, на выступающую надплечом рукоять.

— Не бойся, — повторила она.

— Хо-хо, — промямлил он. — Хо-хо, девушка.Старичок-Лесовичок не боится. Он не из пугливых, о нет.

Он улыбнулся. Зубы были большие, сильно выдающееся впередиз-за неправильного прикуса и срезанной челюсти. Вот почему он так мямлит!

— Старичок-Лесовичок не боится странников, —повторил он, говоря о себе в третьем лице. — Даже разбойников.Старичок-Лесовичок — убогий, горемыка. Старичок-Лесовичок спокойный, никому немешает. Хо-хо!

Он снова улыбнулся. И когда улыбался, казалось, состоитисключительно из одних передних зубов.

— А ты, милая девушка, не боишься Лесовичка?

— Представь себе — нет, — фыркнула Цири. — Ятоже не из пугливых.

— Хе-хе-хе! Ишь ты!

Он шагнул к ней, опираясь на клюку. Кэльпи фыркнула. Циринатянула поводья.

— Лошадь чужих не любит, — предупредилаона. — Может укусить.

— Хе-ха! Лесовичок знает. Нехорошая, неуважительнаякобылка! А откедова, любопытствую, милая девушка путь держит? И куда, кпримеру, направляется?

— Долгая история. Куда ведет эта тропинка?

— Хе-хе! Так ты, стало быть, не знаешь?

— Будь добр, не отвечай вопросом на вопрос. Куда яприеду по этой тропе? Что это вообще за место? Какое это… время? Старичок сновавыставил зубы, пошевелил ими, как нутрия.

— Хе-хе, — промямлил он. — Гляди-кось! Какое,говоришь, время? Ох, издалека, видать, прибыла ты, девушка, к Лесовичку-то!

— И верно, издалека, — безразлично кивнулаона. — Из других…

— … мест и времен, — докончил он. — Дедзнает. Дед догадался.

— О чем? — спросила она с некоторойопаской. — О чем ты догадался? Что тебе известно?

— Лесовичок многое знает. Ему многое известно.

— Говори!

— Ты, милая девушка, голодна небось, — выставил онзубы. — И пить хочешь? И раздражена? Ежели пожелаешь, Лесовичок проводиттебя в терем, накормит, напоит. Угостит.

У Цири долго не было ни времени, ни возможности думать оботдыхе и пище. Сейчас от слов странного старца у нее свело желудок, кишкизавязались узлом, а язык сбежал куда-то далеко. Старец наблюдал за ней из-подполей шляпы.

— У Старичка-Лесовичка, — замямлил он, — вхате еда есть. Есть ключевая вода. Есть и сено для кобылки, плохой кобылки,которая хотела доброго деда укусить. Хе-хе! В хате у Старичка-Лесовичка естьвсе. Да и поболтать о местах и временах можно будет. Тут совсем недалеко, онет. Воспользуетесь, девица-скиталица? Не побрезгуете приглашением убогогодедка-горемыки?

Цири сглотнула.

— Веди.

Лесовичок развернулся и пошлепал по едва заметной стежкечерез пущу, отмеряя дорогу энергичными взмахами клюки. Цири ехала следом, то идело наклоняясь под ветвями и удерживая поводьями Кэльпи, которая явновознамерилась укусить старичка или, на худой конец, сжевать его шляпу.

Вопреки заверениям, ехать было вовсе не так уж близко. Когдаони добрались до места, до полянки, солнце уже стояло почти в зените.

«Терем» Лесовичка оказался красочной развалюхой, подпертойжердями. Крышу явно чинили часто и с помощью подручного материала. Стены былиобшиты кожами, смахивающими на свиные. Перед хатой стояла деревяннаяконструкция в виде перекладины на двух кольях, невысокий стол и пень своткнутым в него топором. За хатой виднелась печка из камня и глины, на которойстояли большие закопченные чугуны.

— Вот и дом Старичка-Лесовичка. — Старичок не безгордости ткнул клюкой. — Здесь Старичок-Лесовичок живет-поживает. Здесьспит. Здесь готовит себе еду. Если есть из чего готовить. Труд. Великий этотруд — добыть пищу в дебрях. А любит ли девушка-странница перловую кашу?

— Любит. — Цири снова сглотнула. —Девушка-странница любит все.

— С мяском? С жирком? Со шкварками?

— Ммм…

— А не видать, — Лесовик окинул ее оценивающимвзглядом, — чтобы девица-красавица последнее время часто мяском-то ишкварками баловалась, нет, не видать. Худенькая такая, худобущая. Кожа дакости! Хе-хе! А это что такое? Ну, у девицы-странницы-красавицы за спиной?

Цири оглянулась, позволив себя купить самым древнейшим исамым примитивнейшим фокусом.

Страшный удар сучковатой клюкой угодил ей прямо в висок.Рефлекса хватило лишь на то, чтобы поднять руку, рука частично амортизировалаудар, способный раздробить череп, как куриное яйцо. Но все равно Цириоказалась, на земле — оглушенная, ошарашенная, полностью дезориентированная.

Старичок-Лесовичок, ощерившись, подскочил к ней и прошелсяклюкой еще раз. Цири снова успела заслонить голову руками. В результате оберуки бессильно повисли. Левая почти наверняка была сломана, кости запястья,вероятно, потрескались.