До ночи смотрела передачи про выборы, сравнивала экспертные оценки разных каналов, нервничала, почти что плакала, видя предварительные результаты. В двенадцать ночи не выдержала, набрала номер горяевского сотового.

– Ну???

– Коммуняки нас сделали… – убито ответил он и отключил телефон.

Во время предвыборных съёмок у Вали было ощущение, что возит на себе камни, помогает строить дом. И этот дом обрушился, как взорванный, похоронив под обломками столько надежд и усилий. Выборы выиграли коммунисты.

Позвонившая на следующий день Юлия Измайловна почти плакала:

– Не понимаю! Ничего не понимаю! Неужели в 1995 году люди хотят в прошлое?

– А главное, я видела, какие деньги в это вложили, – поддержала её Валя и ядовито добавила: – Кстати, люди Гайдара и Явлинского платили за передачи столько же, сколько и Горяев.

Юлия Измайловна пропустила это мимо ушей и чуть не всхлипнула:

– Народ хочет коммунистов и Жириновского! Как писал Виктор Кривулин: «Нам труба-труба, а им по барабану…»

И Вале стало смешно, ведь Трубой Горяев называл Черномырдина.

По поводу завершенных выборов в кабинете Рудольф устроили пьянку. Ада была приветлива и на тему договоров не заговаривала.

– Что вы хотите? – кричал Корабельский. – И НДР, и рыбкинцы – партии власти! А кто будет голосовать за такую власть?

– Что ж они тогда так просохатили? Что ж они себе не сфальсифицировали, если сами партии власти? – презрительно спрашивала его Катя.

– Сколько смогли, столько и сфальсифицировали. Думали, все дураки и не понимают, что Черномордин и Михалков для видимости, – добавил Федя, кивнув на Валю.

– Потому что какие-то кретины запланировали двухблоковую подушку, справа черномырдинские, слева – рыбкинские, – продолжал политизированный Корабельский. – Но народу что Черномырдин, что Рыбкин – одинаково!

– Мы славно потрудились на выборах, – остановила полемику Ада. – Предлагаю выпить за меня как за мотор денежного насоса! Как говорит ЧВС, аппетит приходит во время беды!

– Урра!!! – заорали все. – За Аду Густавовну! Мужчины пьют стоя на уровне плеча!

Валю просто трясло от всего этого. Особенно от того, что на Рудольф победа коммунистов не произвела ни малейшего впечатления. Её не пугало, что вот опять всё вернётся, опять будет нельзя зарабатывать, выезжать за границу, исчезнут продукты, товары, книги, вернутся райкомы и стукачи.

Она села возле Ады и спросила об этом напрямую. Все притихли.

– Как же ты, Лебёдка, при своей тупости так складно ведёшь передачи? Будто кто другой за тебя говорит! Да коммунисты первыми защитят частную собственность, они ж её больше всех нахапали! – весело ответила Ада. – История повторяется три раза, один раз в виде трагедии, два других раза – для тупых. Горяев с кодлой думают, что партию создать – это смести в кучу номенклатуру и посыпать перхотью деятелей культуры. А партию надо растить как кристаллическую решетку, иначе она рассыплется, как груда щебня!

И перед глазами у Вали встали маленькие курганы щебёнки возле барака на Каменоломке. Мальчишки с разбегу пинали их, устраивая каменные салюты в сторону мирно играющих девчонок. А дворник, обещая надрать хулиганам уши, сметал щебёнку каждое утро облезлой метлой в маленькие курганы.

Бабушка делала метлу иначе. В августе, когда берёзовые ветки покрыты плотной корочкой, перевязывала прутья сверху верёвкой и ниже проплетала между ними верёвку, как ленту в косе. Приговаривала, что «новая метла по-новому метёт», потому что жёсткая, а потом-то «она наладится».

Партия Виктора прошла в парламент следующей за коммунистами, опередив Жириновского. За Жириновским оказался любимый Юлией Измайловной Явлинский, отказавшийся договариваться с Гайдаром о слиянии демократических сил, хоть и публично это пообещал.

Клоуны прошлого созыва в Думу, слава богу, не попали, мимо пролетел даже Мавроди со своей карикатурной Партией народного капитала, несмотря на то что обещал ввести льготы для вкладчиков «МММ».

После подсчёта голосов все словно глубоко выдохнули и затихли. Следующую неделю Валя была никому не нужна: не звонили ни Рудольф, ни Катя, ни журналисты. И можно было спокойно принимать пациентов.

Позвонила только Соня и закричала:

– Вы там, рыбонька, охренели, коммунистов выбрать? Только поверили, в раше что-то меняется, а вы нам подарочек? Чего я, дурная, бегала голосовать по старому паспорту в посольство?

– За кого проголосовала?

– За «Партию любителей пива»! Всё же что-то свеженькое.

«Партия любителей пива» была юмористическим проектом и отстаивала «как право каждого человека пить пиво, так и право человека его не пить».

– Сонь, тебе сколько лет? – разозлилась Валя.

– А я подтяжечку сделала, выгляжу не хуже тебя! Романю с китайским программистом. Маленький, но придумчивый…

Валя разозлилась ещё больше и буркнула:

– Я на встрече. Перезвоню.

Объяснять Соне, что думающие о будущем страны ощущают результат выборов, как удар под дых, было бессмысленно, Сониным полем боя была не страна, а депрессия, в топке которой горели испанские продавцы, русские менты и придумчивые китайцы.

На столе лежала стопка купленных матерью газет с заголовками: «Российский выборный пасьянс: выпали красные», «Красный ёрш. Хватило бы резервов Центробанка на опохмелку», «Это что за большевик лезет вновь на броневик?», «Как говорит Черномырдин: никогда не было, и вот опять!»

Под ними пестрели прогнозы будущего России – один хуже другого. И Валя, как и с предвыборными роликами партий, чувствовала себя коровой из рыбкинского ролика, спрашивающей у быка, где справедливость. И именно в этом амплуа позвонила Горяеву.

– Газетами сверху командуют так, чтоб те, кто мазохирует снизу, не скучали. К реальной жизни это отношения не имеет, – сказал он впроброс. – Лучше пригласи домой на ужин.

– С мамой и Викой? – изумилась Валя, помня о его занятости.

– Хоть живых людей увижу. Устал от трибун и телестудий. Да и Новый год скоро. Надо слетать погреться, восстановить остатки каркаса.

Мать сделала роскошный стол, но Вика назвала его деревенским счастьем и потушила в томатном соусе мидии, от вида которых Валю чуть не стошнило.

– Скажи ей, доча, это и Шарик жрать не станет, – запричитала мать.

– Мидии – еда будущего, лечат от рака и импотенции, Горяичу как раз по возрасту.

Завоевав эту высоту, Вика перешла к следующей. Выложила в маленькую салатницу банку консервированной спаржи.

– Чтой-то за глисты зелёные? – заахала мать.

– Это, бабуль, типа ихняя капуста.

– Дождей мало, лучше не родится? Щи с ней варить курам на смех! – прикинула мать. – «Сам» и тем разом говорил, что уважает оливье.

Горяев пришёл измученный, с тёмными кругами вокруг глаз и с подарками в хрустящих золотых обертках.

– Какой стол! – восхитился он. – Мидии, спаржа!

– Приятно видеть продвинутого чела, – поддержала тему Вика. – Ну а как поёт Шевчук, что же будет с родиной и с нами?

– Дай гостю поесть, тетёрка, – вступилась за Горяева мать, накладывая ему в тарелку. – А вот рыбки, рыбки ещё хорошей вам положу!

– С родиной