Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Второго пшеничного, это когда?
– Надо специальную схему рисовать: пшеничный, рисовый, гречневый, пшённый, овсяный, гороховый, перловый, семь на семь – никого не сглазим. Мужчина возвращается как бумеранг.
На сцену вышел ведущий передачи «Третий глаз» Иван Кононов и почему-то начал петь.
– Не пробовали к нему в передачу? – спросил скрипучий голос сзади.
– Мы её называем «Третий сглаз». Ходили от меня люди, но дороговато. Посчитали, получилось нерентабельно, – ответил шёпот. – Передача ночная, мой контингент старенький, уже спит, сердешный. Если вы из запоя выводите, вам рентабельно, а мне нет.
– А слышали, Грабовой вот этот, мальчишка совсем, раскрутил тюбетейки! «Лечит» самолёт узбекского президента как экстрасенс за два лимона в месяц!
– Далеко пойдёт…
Валя увидела, как Горяев с женой встали в первом ряду и начали пробираться ко входу. Он нежно поддерживал её за локоть.
– Я много работал, но совсем мало зарабатывал, – жаловался человек на сцене. – У меня угнали машину и сожгли дачу. Не знал, что делать, даже крестился. Не помогло! Тогда пошёл к матушке Акулине, и она…
– Ты чё так загрузилась? Выборы у него! На выборах чел обязан жену из погреба достать и всем в харю сунуть! И никогда не проси у мужика больше того, чем обещал, – посоветовала Вика.
– А ты б на моём месте не психовала?
– Ваще не базар, – важно заметила Вика. – Рабовладение запрещено во всём мире.
В антракте к Вале подошёл здоровенный малый в добротном костюме и многозначительно произнёс:
– Просили передать. Можете позвонить.
Это была визитка, закрывающаяся, как книжечка. Спереди портрет Джуны в оранжевом шарфе. На следующей страничке написано «Президент международной Академии альтернативных наук «Джуна», Кавалер ордена Дружбы народов; Член Политического Консультативного Совета при Президенте РФ; Глава Регентского Совета Российского Дворянского Общества «Новая Элита России»; Генерал-полковник медицинской службы (академик, профессор); Кавалер Высшей Международной медицинской награды ордена Альберта Швейцера; Вице-канцлер Открытого Международного университета Комплементарной медицины Дипломатической Академии Мира ЮНЕСКО при ООН; Президент ассоциации ассирийцев «Ларос»; Генеральный инспектор правоохранительных органов правительства Москвы». Следующая сторона предлагала перевод всего этого на английский, а последняя содержала эмблему с протянутыми руками.
– Не визитка, а конвертируемая валюта, – присвистнула Вика. – Только ты без визиток, как дворняга без ошейника.
А через пару дней жёлтая газета опубликовала интервью с неким Окошкиным: «Я работал администратором в гостинице, когда в город приехал депутат Горяев. Валентина Лебедева была с ним в качестве любовницы, выдавала себя за помощницу. Все видели, в чём состоит её помощь ночью в номере и днём в ресторане. Я попался ей под горячую руку в фойе гостиницы. Может, ей не понравилось, как горничная застелила постель. Или что в номере нет живых цветов, сами знаете, какие претензии у любовниц депутатов. Она сорвала злобу на мне, через Горяева добилась моего увольнения. А я единственный кормилец жены с грудным ребёнком и старых родителей…»
Интервью заканчивалось фотографией семьи Окошкина на фоне убогого бревенчатого домишки, с которым совершенно не гармонировала его бандюганская внешность. Фотограф даже не снял с него килограммовую золотую цепь с крестом и отзвуком анекдота: «Браток Кабан пожертвовал свой нательный золотой крест на купол местной церкви».
Валя вспомнила поездку, гостиничных хамов, администратора Окошкина, старуху-фронтовичку в аварийном доме, которой мать теперь посылала в новую квартиру мулине вперемешку с батончками «Баунти». И получала в ответ благодарственные письма, написанные каллиграфическим почерком без единой ошибки.
Валя отметила, насколько толще стала кожа, и она скорее прикидывает, сколько Окошкину заплатили за интервью, чем собирается заплакать. А потом ужаснулась: неужели со временем может превратиться в Рудольф?
К концу предвыборной кампании всё заискрило. Люди в Останкине стали громче кричать и озабоченней двигаться, точь-в-точь как в Берёзовой Роще, когда боялись не успеть собрать зерно до дождей.
Вале пришлось вести ещё несколько «Берёзовых рощ» с проплаченными кандидатами в депутаты, а потом одну с целой компанией кандидатов. На неё надели почти мужской деловой костюм и повязали галстук. Было сложно от того, что кандидаты перебивали друг друга, грубили, тянули одеяло на себя, но с грехом пополам справилась.
– Умница, Лебёдушка! Миллиончик мы на этих выборах наскирдовали! Снимай с себя этот лесбийский прикид, у меня для тебя, как бы, рояль в кустах.
– Какой?
– Горяев всю передачу сидел в режиссёрской.
– Зачем?
– Этот сценарий на кроликах обкатывали, теперь за отдельные бабки сделаем с ним на его округ. С местным телеведущим, к нему больше доверия, чем к тебе, после всех публикаций. А сейчас едем ко мне.
– Зачем? – напряглась Валя.
– Сказал, вам, как бы, негде совокупляться, – развела Ада руками.
– А ты будешь свечку держать? – вспыхнула Валя. Было неприятно, что Рудольф суется в её отношения с Горяевым.
– Твоё конституционное право не ехать. Только он вперёд на своей тачке рванул, его по другой лестнице вывели, чтоб никому на глаза не попал.
Очень хотелось увидеть Виктора, но почему у Ады? Когда доехала до квартиры Рудольф на телевизионной машине, там уже были и Федя, и Катя, и Корабельский, и ещё человек пять из команды. А Горяев стоял у аквариума и барабанил по нему пальцами, подманивая рыбок.
– С тобой договор заключили? – заботливо спросил он вместо приветствия.
– Ты сказал Рудольф, что нам «негде совокупляться»? – выпалила Валя вместо ответа.
– Нет, конечно. Она намекнула, что ты, ласточка моя, в депрессии и тебе надо поднять настроение. Ладно, сейчас её прищучу, – и, отвернувшись от аквариума, звучно объявил: – Ада Густавовна, говорят, вы всё ещё нарушаете трудовое законодательство?
Все притихли.
– Виктор Миронович, голубчик, – сделала удивлённое лицо Ада. – Захлебнулись в работе по вашим заказам к выборам!
– У вас эффективный финансовый директор или кого-то порекомендовать? – В голосе у него появились рыкающие нотки.
– А можно о делах не сегодня? – обворожительно улыбнулась Ада.
– Ада Густавовна, чтоб завтра до двенадцати Валентине Владимировне домой привезли договора за все передачи! Пошли, Валюш, я тебя отвезу.
Валя шла через комнату, как через финальную сцену «Ревизора». Коллеги, окаменев, смотрели на неё с ужасом и завистью. Когда поравнялась с Катей, та подмигнула.
Из машины Горяев позвонил жене:
– Улетел в Питер, буду завтра к обеду. Погода такая же, только ветер. О чём ты говоришь? Думаешь, в Питере не продают чистые рубашки?
Долго ехали на дачу. На ту, где сын когда-то помял постель и где на кухне положили новый линолеум. На улице был холод и ветер, а в доме тепло. Раздевались сосредоточенно, каждый в своем углу, как боксёры перед выходом на ринг.
– Я совсем никакой, ласточка моя. Дожить бы до конца выборов.