Горяев. – И салфеток, снять грим.

– Подождите, Виктор Миронович, гримёршу приведу, – предложила секретарша.

– Тебя б попросил морду мне смыть, – усмехнулся Горяев Вале. – Но вломится урод с фотовспышкой и большие бабки за эту фотку срубит!

Валя вспомнила, как увидела его в передаче Горбушкиной именно в гриме. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь, и в той жизни она жила с завязанными глазами и верила, что Волга впадает в Каспийское море.

В этой жизни Волга тоже впадала в Каспийское море, но это совсем ничего не означало. Тогда грим делал его далёким и недосягаемым, а теперь наоборот. Тогда она не могла броситься ему на шею, потому что не верила своим глазам, а сейчас – потому что шли выборы.

– Должна была сидеть с холодным носом. А ты то глазела на меня, как кошка на сметану, то грязью поливала, – сказал он, глотнув кофе, совершенно отстранённо, словно обсуждал посторонних. – И убедила страну в наших отношениях. Хотя для выборов это даже неплохо.

– Сердце не камень, – ответила Валя, глядя в сторону.

Ещё не хватало, чтоб он её отчитывал.

– Познерами не рождаются, Познерами становятся. Года через два тебя можно будет употреблять для политики, а пока очень сырая.

Влетела Рудольф, велела секретарше никого не пускать:

– Скажи народу, у Лебёдки истерика. Пусть через двадцать минут приходят!

– Поумней ничего не придумала? – одёрнула её Валя.

– Да брось ты, – подмигнула Ада. – Виктор Миронович, ну хорош, ну красив! Качалов с Мочаловым! Все девочки в зале захотели вас с нездешней силой!

– Там были одни бабушки, – парировал Горяев.

– Родненький, спасайте! Не передачу сделаю, а конфетку в хрустящей бумажке – ни себя, ни Валюшу не узнаете, – Ада опёрлась на стол перед ним, глаза её подернулись дымкой.

– Надеюсь.

– В ответ просьбочка! Одна фирмочка, как бы, личинка, насекомое, а не фирмочка, но мешает хорошим людям. Вот все бумаги, их надо только сами понимаете у кого подписать, – Ада взяла со стола и придвинула к нему большой конверт.

Горяев невозмутимо отодвинул конверт:

– Принесёте после выхода передачи. Я посмотрю.

– Утром деньги – вечером стулья? – удивилась она.

– А, кстати, вы уже платите ведущей или что-то мешает?

– Так уже на следующих съёмках договор подпишу, – засуетилась Рудольф, хотя до этого дала понять Вале, что это будет сегодня.

– Почему ты лезешь в мои дела? – не выдержала Валя.

– Потому что я твоя крыша. И все должны это помнить! – грубо объявил он, глянул на часы. – Ну, всё, девчонки! У меня переговоры!

Встал, демонстративно поцеловал Валю и вышел, так и не стерев грим.

– Д'Артаньян, бляха-муха! – воскликнула Ада, нервно глотнув коньяку, и скомандовала: – Не рассиживайся, иди пожри, тебе вторую передачу пахать.

– Отпашу, – огрызнулась Валя и пошла переодеваться для столовой из рекламного костюма в свою одежду.

С одной стороны, демарш Виктора ограничивал её самостоятельность. С другой – было приятно, как он пнул Аду, ведь Вале было сложно разговаривать про деньги. С больными понятно: приём стоит столько-то для богатых, столько-то для бедных, бесплатно для нищих, а о здешней зарплате даже не с кем посоветоваться.

Виктор сумел заметить это и привычным жестом навести порядок. И было смешно, что мизансцена выглядела точно как у Тёмы с рэкетиром Огурцом, разве что бескровно.

Костюмерша Антонина Львовна и трёхцветная кошка, мирно слушающие допотопное радио, приветливо обернулись на Валю в артистической:

– Костюмы разложила, подгладила, ярлычки сняла. Богато вещи шьют. Только натуральной материи мало, как не к телу надевать.

– Спасибо, – ответила Валя, быстро переодеваясь в свою одежду, чтобы сходить в столовую.

Пока шла туда, нарвалась на сто человек. По глазам было видно, что читали или слышали, что у неё отношения с Горяевым. В столовке громко болтали, за соседним столиком сидели несколько изысканных дам.

Одна из них, с удивительно знакомым лицом, рассказывала:

– Представляете, девчонки, первый раз выступаю в Кремлёвском дворце съездов, ещё при Хрущёве… Пока шла до сцены, четыре раза проверили документы. А я студентка, всего боюсь. Выхожу, а там за накрытым столом Хрущёв, а перед ним на блюде фазан с хвостом! Чуть не умерла со страху, но как-то спела. Проходит полгода, снова выступаю в Кремлёвском дворце. Опять четыре раза документы проверяют. Опять выхожу на сцену, а предо мной за накрытым столом уже Брежнев. А перед ним на блюде всё тот же фазан с хвостом!

Они были такие лёгкие, свободные, смешливые, красивые, словно сделанные из другого материала, чем Валя. Мимо прошёл незнакомый артист в гриме, воскликнул:

– Голубкина, привет! Ты всё хорошеешь!

Валя вздрогнула. Это ж была самая настоящая Людмила Голубкина, любимая артистка её молодости! Элегантное платье, рассказ про фазана, годы, не властные над очарованием… А я тут кисну из-за платного провокатора. Представляю, сколько всего этого было у неё, подумала Валя.

В гримёрке сидела какая-то левая девица, а стильный парень, которого Катя назвала иностранным словом, которое Валя забыла, укладывал девице волосы и извинился:

– Одну секунду!

Валя кивнула.

– Я ж моложе его кошёлки на 20 лет, – продолжила девица, видимо, не узнав Валю. – Ему и хочется, и колется, а я просто так не даю, всегда с капризами.

– Одна девушка написала в журнал: я ему не давала, не давала, а потом подумала, пусть подавится, – развеселил их гримёр.

– Типа того, – согласилась девица. – Конечно, и так могу с ним жить. Но лучше быстро залететь, экспертизу и баблосики алиментов. А если подстрелят, на ребёнка долю имущества!

– Постоянная клиентка, у неё ответственное свиданье, – виновато признался гримёр, когда Валя заняла место девицы.

– А как она в Останкино прошла? – удивилась Валя.

– Разовый пропуск сделал, чтоб к ней не тащиться. Только меня не выдавайте! К таким домой ездить пытка, сперва заставят выслушать весь свой бред, потом покажут все купленные тряпки, потом пытаются тащить в постель.

– А чем такие девушки занимаются? – спросила Валя.

– Старыми глупыми мужиками. Такого наслушался, что женюсь только на сельской учительнице.

– И правильно!

– Кожа у вас пересушена. Чем грим смываете?

– Мылом, – удивилась вопросу Валя.

– Грим надо смывать пеной для бритья, в ней всё для кожи продумано.

– Готова? – заглянула Катя. – Депутат Моржов уже пришёл, обласкай парня.

– Иду-иду, – Валя не то что бы отдохнула после первой съёмки, но словно перенастроилась. – Моржов из той же команды, что и Горяев? – спросила она Аду, зайдя в студию.

– Не сравнивай кислое с шершавым.

– Виктор неискренний перед камерой, – заметила Валя.

– Как говорил Михаил Шолохов: «Мы пишем по указке наших сердец, а наши сердца принадлежат партии!» – процитировала Ада.

– Не вывела его на чистую воду, а Моржова попробую.

– Чистая вода у нас по рекламе в бутылках, а депутаты у нас, как бы,