Ассгэйт фыркнул:

– Какие неожиданности?

– По голосу чувствую, – сказал Стоун.

– Ого!.. У вас пробуждаются эзотерические способности?

– Какие к черту... Вы чем-то раздражены?

– А как вы думаете? – спросил Ассгэйтядовито. – Эти русские кого угодно... Вздумалось же им тоже выползти вокеан! Теперь понятно, что акция была спланирована совместно с арабами. Как яих ненавижу!

Стоун приоткрыл один глаз. Встопорщенный профессор покраснелот гнева, ухоженная бородка пошла клочьями, словно неряшливое облако под ударомсвежего ветра.

– Вы-то за что?

– Ненавижу? – переспросил психоаналитик. Плечи егопередернулись, он повторил с неожиданной яростью. – Ненавижу люто,по-звериному!.. Они делают всю мою работу бессмысленной. Наши прогнозы точны,ибо основаны на знании человека, знании его глубинных рефлексов, потаенныхстрахов, сексуальных инстинктов, подавленных желаний... Мы может точнопредсказывать поведение человека в любой ситуации, но... теперь уже толькоамериканца. И, конечно же, наших западных союзников.

– Что так?

Психоаналитик со злостью ударил кулаком по столу:

– Русские снова взяли на вооружение ту бредовую идею...хоть и соблазнительную, признаю... что человек – это не обезьяна, а нечто выше.А когда в нормальное поведение человека, основанное на базовых инстинктахживотного... ничего не поделаешь. Мы, в самом деле, произошли от животного!..когда, повторяю, на его нормальное поведение накладываются несвойственныеживотным такие абстрактные понятия как честь, гордость, верность слову... вывидели такие свойства у обезьяны или американца?.. то поведение человекастановится непредсказуемым.

Адмирал кивнул:

– А значит, и угрожающим. Нет ничего ужаснеенепредсказуемости. В нашем стабильном мире цивилизация может ползти впередтолько при условии стабильности. Нет, русские скоро с этой идеей рухнут ещеглубже, чем с провалом построения коммунизма. Мы сумеем наше загнивание податьтак соблазнительно, что даже самые стойкие души... Это раньше Сталин могставить глушилки, а теперь каждый русский имеет доступ даже в Интернет,покупает наркотики, вкусил сексуальных свобод...

Корабли двигались теперь медленно, но в медлительностичувствовалось еще больше мощи, тяжести, несокрушимости. Океан стонал, едвавыдерживая стальные горы, в прозрачных водах с правой стороны двигались рыбы, аслева от кораблей падала настолько густая тень, что оттуда в панике бежало всеживое.

К полудню психоаналитики суммировали данные и передалистаршим психоаналитикам, те обработали на компьютерах еще раз, обобщили идоложили главному психоаналитику, который начинал карьеру еще простымпсихиатром к клинике для тихопомешанных.

Помрачневший, Ассгейт долго просматривал цифры, наконец,явился к Стоуну. Тот уже не метался, сидел в кресле обрюзгший, погрузневший,без прежнего блеска в глазах.

– Осмелюсь заметить, – сказал Ассгэйтневесело, – состояние русских таково, что в бой вступят охотно. Даже срадостью!

Стоун спросил недоверчиво:

– Им что, жизнь надоела? Мы их сотрем в порошок. Апорошок отправим к акулам.

Психиатр развел руками:

– Думаете, они не знают? Но половину нашего флотавозьмут с собой. Все-таки советский флот... ну, пусть русский, все еще страшнаясила. А бой примут, примут. Можно сказать, их отвага оттого, что из-за собачьейжизни ничто не дорого, но нам от этого легче? Мы в разных условиях. Этоизвечное противостояние варваров и цивилизации. Для варваров война – дело честии славы, а цивилизованные страны только вяло отбивались, им было что терять,понимаете?

– Всем есть, что терять, – огрызнулсяСтоун. – Конечно, наши корабли стоят дороже...

– Они это знают. И русским, в самом деле... не то, чтожизнь не дорога, она всем дорога, но жажда настучать нам по рогам можетперевесить... уже перевешивает!.. инстинкт самосохранения. Потом это ихдурацкое нецивилизованное «авось»... Словом, они почти наверняка вступят в бой.

Стоун прорычал, но видел, как на лицах офицеров отразилосьпонимание.

– Но как отнесутся во всем мире?

Психраналитик сказал мягко:

– Политики скажут свое, но я скажу как психолог...Простите, но даже в стане наших союзников эта бойня будет встречена с тайнымликованием. Я не буду указывать пальцем, но Европе наше доминирующее положениекак кость в горле. Конечно, они не хотят победы России, но с восторгом узнают,что половина нашего флота погибла, взяв с собой весь русский флот.

Стоун сказал упрямо:

– Я все еще не верю, что русские вступят в бой.

– Вступят, – сказал Ассгэйт. – Они ненавидятнас, как ненавидят бедные богатых, как неудачники удачников, как проигравшиепобедителя. Когда русские впервые узнали, что наши матросы получают больше, чемих офицеры, вы думаете, у них не возникло желание потопить весь наш флот? Атеперь эта возможность подвернулась!

Кто-то простонал:

– Что за варвары! Нет, чтобы самим начатьзарабатывать...

– Самому подняться трудно, – сказалАссгэйт, – проще другого пустить на дно. Для равенства, так сказать.

В помещение вбежал офицер по связи, торопливо положил настол перед Стоуном фотографии. Прекрасные цветные снимки с мельчайшей четкостьюпоказывали палубы русских кораблей, их людей. Четкость была такова, что нанебритом подбородке капитана можно пересчитать все волоски.

– Остальные принесу позже, – доложил он. –Наши самолеты продолжают делать облеты русских кораблей.

Стоун вздрогнул, сказал нервно:

– Пусть прекратят! Я не хочу, чтобы... гм... быликакие-то инциденты. С варварами никогда не знаешь наперед, как поступят.

Офицер вытянулся:

– Осмелюсь доложить, что съемки ведутся с заоблачныхвысот! Фирма «Кодак» снабдила нас такой аппаратурой, что сможем заснятьтаракана на палубе русского крейсера.

– Ну, тараканов у них хватает, – пробурчалСтоун. – Грязь, кители потрепаны, морды небритые, опухшие, палуба ненадраена... Это моряки?

Офицер слушал почтительно, потом заметил осторожно:

– Да, но чистить пушки они не забывают.

Стоун отыскал глазами офицера по связи. Тот послушно опустилперед адмиралом на край стола кейс, щелкнул замком, крышка поднялась, навнутренней стороне загорелся экран с эмблемой США.

– Связь с президентом, – коротко бросилСтоун. – Срочно, по классу А.

В помещении словно подуло ветром с горных вершин. Офицерыежились, зябко поводили плечами. Стоун нажал зеленую кнопку, на экраневысветился огромный кабинет. В самой глубине у окна, из которого открывался видна широкую зеленую лужайку, беседовали два человека. Похоже, оба услышалисигнал, обернулись. Стоун узнал государственного секретаря с первым помощником.