– У микрофона адмирал Плотников.

Стоун сказал резко:

– Говорит командующий американским флотом. Ваши кораблинаходятся у нас на пути. Я должен заметить, что вы избрали несколько странноеместо для остановки. Это самое узкое место залива.

Он остановился, давая русскому ответить, но тот молчалдолго, очевидно полагая, что если вопроса не было, то и говорить нечего, потомвсе же ощутил, что он него чего-то ждут, прокашлялся и пробасил:

– Ага.

Стоун подавил вопль ярости, медленно подумал, спросил почтировно:

– Что за странное слово, которого нет ни в одномсловаре?

– Говорю, – послышался голос, – что мы тамстоим.

Стоун взорвался:

– Я требую немедленно убрать ваши корабли!

В каюте повисла напряженная пауза. Все застыли,прислушивались. Из динамика не доносились даже привычные для аппаратурыпрошлого поколения шорохи и щелчки атмосферных разрядов. Затем прозвучал тот жеголос, в котором не осталось и следа от ленивого славянского добродушия:

– Командуй холуями, что вступили в НАТО. Понял, дурак? Амне еще раз гавкни таким тоном, я от всех твоих скорлупок только пар оставлю!

Щелкнуло, словно на том конце связь оборвалась ударомкувалды по пульту, основного средства работы русских.

Стоун отшатнулся, словно этой самой кувалдой получил в лоб.Офицеры вытянулись, страшась даже посмотреть друг на друга. В напряженнойтишине Стоун выдохнул:

– Да он... он сумасшедший!

Пальцы его шарили по мундиру, наткнулись на выпуклость внагрудном кармане, там коробочка с лучшими в мире релаксантами, но из-заофицерских спин неслышно выступил главный корабельный психоаналитик, сготовностью положил обе ладони на затылок командующему, погладил, снимаястресс:

– Да, древние говорили, что люди делятся на три рода:живых, мертвых и находящихся в плавании... Так вот плавание способно сдвинутьсознание. Безбрежные океанские просторы, оторванность от семьи, секса,привычных ориентиров...

Стоун проговорил сипло:

– Но это у нас, людей... Однако славяне? Эти грубыеварвары, эти дикие натуры... Я должен доложить Белому Дому!

Голос психоаналитика журчал как ручей в зале релаксации:

– Сперва надо успокоиться. К тому же в Белом Домепереложили решение на вас. Так, как и у русских, перекладывают на кого угодно.Так что сперва успокойтесь, посмотрите на вещи трезво.

Через час оператор снова связался с русскими кораблями. Наэтот раз командующего русским флотом отыскать так быстро не удалось, словно тотсам таскал уголь из трюма в кочегарку, или на чем там ходят эти русские. Голосего был усталый, запыхавшийся:

– Командующий флотом адмирал Плотников. Кто говорит?

– Командующий американским флотом, – ответил четкоСтоун, делая ударение на могучем слове «американский», – адмирал ДжонСтоун. Мой флот движется в направлении пролива. Похоже, вы намереннозагораживаете нам путь. Я требую немедленно убрать ваши... корабли!

После паузы угрюмый голос русского адмирала прорычал:

– А тебя как послать: сейчас или по факсу?

– Что-что? – не понял Стоун. – Повторите!

Он косился на лингвистов, тех трясло, они покрылисьиспариной, пытаясь в считанные секунды дешифровать алогизмы языка из СтарогоСвета, беспомощно разводили руками: русский язык труднее скифского.

– Я повторю, – донесся голос русского генерала.Экран был темен, Стоун пожалел, что у русских нет такой компьютерной техники,чтобы позволяла видеть лица. – Так повторю, что никто тебе больше неповторит...

Стоун наконец понял, потребовал зло:

– Немедленно уберите корабли!..

Русский адмирал ответил устало и невозмутимо:

– Я ж сказал, здесь и без сопливых скользко. Перевожу:вы здесь не пройдете.

– Мы должны пройти, – настаивал Стоун. – Унас задание!

– Тогда тащите волоком, – посоветовал русскийадмирал. – Мы ведь когда-то таскали... Из варяг в греки, кажется.

Стоун наконец уловил недобрую нотку, что явно отвечает заиздевательство, прорычал и сам в ответ:

– Мы пройдем! Пройдем. У нас вдвое кораблей, в полторараза больше самолетов. У нас есть обязательства перед Кувейтом...

Плотников перебил:

– Кувейт с нами. Вас туда никто не звал.

– У нас договор о взаимопомощи...

Плотников проговорил с чувством невыразимого счастья:

– У вас был договор. Шесть лет назад срок договоракончился! Если хоть один из ваших кораблей сдвинется на метр... нет, на дюйм,видит ваш бог, наши корабли ответят хар-р-рошим ударом! Я уже отдал приказ.

– Вы не посмеете!

– Увидите. Вашей нации гомосеков пора дать урок.

Стоун в ярости метался по огромной каюте. Командиры кораблейвытянулись как шесты, замерли, страшились дышать. Ветеран вьетнамской войны,сын ветерана корейской, внук ветерана Второй мировой, он задыхался от гнева иунижения. Впервые кто-то осмелился преградить ему дорогу! Не ему, аамериканскому флоту, самому сильному в мире, кто-то осмелился преградить дорогусамой Америке!

Патриот старой школы, он чувствовал, как ярость мутитрассудок, с трудом заставил себя дышать тяжело, остановился у стола, опустилтяжелые кулаки на столешницу.

– Что скажете, господа офицеры?

Их красивые мужественные лица, прокаленные морским солнцем,чисто выбритые, освеженные лучшим одеколоном, поворачивались за ним, какподсолнухи за солнцем. Подбородки обработаны бритвой Жиллет, что лучше длямужчины нет, а безукоризненно гладкая кожа к тому же обработана лосьоном Деним,тоже лучшим в мире, все рослые, мускулистые, взращенные на витаминах ипротеинах. Стоун раньше встречался с русскими моряками, бывал на их кораблях, ивсегда с удовлетворением отмечал, что его офицеры и покрепче, и одеты лучше, ауж по выбритости и шику их с русскими сравнивать нельзя. Ни в одном кабаке урусских нет шансов, когда входят его моряки. У русских просто нет шансов.

Профессор Ассгэйт, глава корпуса психоаналитиков, в молчаниивыслушал доклады своей команды, самый младший из которых, в ранге доктора наукподспудных инстинктов, помрачнел, отпустил кивком.

Стоун погрузился в кресло для расслабления, двое массажистовразминали ему плечи, а медик взвешивал на аптечных весах морковку, чтобыадмирал получил необходимые организму каротины, но не получил лишних калорий.

– Ничего не скрывайте, – посоветовал Стоун, неоткрывая глаз. – Все равно наш флот намного сильнее. Я знаю, чтобы мыспособны уничтожить русских. Потому говорите все, как есть. Для меня не будетникаких неожиданностей.