class="p1">Было так больно произносить его имя, обращаться к нему.

– Иван, пожалуйста.

Меня удивило, что он сам остановился, такое было не в его привычках. Задыхаясь, он сжал в ладонях мое лицо. Он снова изменился, стал таким, как в свои мрачные и грустные дни. Те, когда у него было замкнутое лицо, знакомое лишь мне.

– Извини… Мне так тебя не хватало… – Он осторожно погладил мои щеки, дрожа. – Это долго – семь лет без тебя. Я искал тебя в других.

Он бросил на меня извиняющийся взгляд. Знал бы он, до какой степени мне плевать.

– Зачем ты здесь, Иван?

– Ты намерена развестись? Разорвать нашу связь?

– Ты сам ее разорвал. Ты ушел… Бросил меня, оставил детей. Ты больше не существуешь. Ты умер для нас. Что ты здесь делаешь?

Его лицо как будто сползло. Мне показалось, что он прямо тут, передо мной разваливается на куски.

– Я думал, что… но нет… Ты же не… ты… и… он…

– Иван? Я ничего не понимаю. Объясни.

Он снова улыбнулся мне, но его лицо хранило ту же отстраненность, как в прошлом, когда это меня беспокоило. И продолжало беспокоить по сей день. Ему было очень плохо. В таком состоянии я его никогда не видела. Неконтролируемые спазмы сотрясали его тело. Я сражалась со слишком привычным мне чувством: я боялась за него.

– Тебе не понадобится развод.

Он неистово поцеловал меня, причиняя мне боль, его руки сдавливали мое тело – спину, бедра, руки, грудь, они пробирались под свитер, и они были ледяными, твердыми, сухими. Он укусил мои губы. Я застонала от боли. Он слизнул капельку крови, отступил на шаг, дотронулся пальцем до моей губы, потом до своей, как если бы хотел связать нас, заново соединить моей кровью.

– Все будет хорошо, Эрин…

Он опять погладил меня по щекам, в последний раз тронул поцелуем мои саднящие губы, после чего отшатнулся от меня и, сгорбившись, направился к выходу.

– Иван? – окликнула я.

Он открыл задвижку. Меня охватила паника, он не мог уйти вот так, ничего больше не сказав, не признавшись, зачем сюда приехал. На что он надеется? Чего ждет? Дело в детях?

Он обернулся ко мне.

– Я люблю тебя, – ответил он. – Я всегда тебя любил. И всегда буду любить. Я хотел, чтобы ты была только моей… Но не получилось. Вселенная или боги упорно возводят между нами преграды. Улисс, Лу, Мило и он… Я один во всем виноват… Не беспокойся, ни о чем не беспокойся.

– Чего ты хочешь?

– Предупреди Гари, что я приду поговорить с ним.

Гари? Откуда он про него узнал? Сколько он уже здесь?

– Что? Гари?

Я покачнулась. Он не должен причинить зло и ему тоже. В нашей истории Гари делать нечего.

– Оставь его. Оставь его в покое, прошу тебя!

Он посмотрел на меня – грустно, но торжествующе:

– Не забывай, что познакомилась с ним благодаря мне.

Он исчез. Я не сразу отреагировала и на пару секунд замерла. Потом побежала к выходу. Дус устремилась за мной. Мы промчались по террасе, я огляделась по сторонам, но он как сквозь землю провалился.

32

Иван

Я оторвался от нее, сохранив во рту ее вкус и ее кровь. Ее аромат в носу, нежность ее кожи на ладонях. Она не позвала меня. Не удержала. Меня трясло, я спотыкался и высматривал, где бы затаиться и пересидеть в ожидании следующего этапа.

Все последние семь лет у меня не было сомнений насчет правильности принятого решения. Но, возможно, я ошибался. Эрин оттолкнула меня. Эрин не была Пенелопой. Неужели проявленная годы назад трусость лишила меня всего?

СЕМЬЮ ГОДАМИ РАНЬШЕ

Я выпроводил последнего клиента и не мог больше ждать. Наконец-то “Одиссея” закрыта. Я свободен. Или почти. Кто-то более сентиментальный, чем я, побродил бы по бару. Только не я. Не буду же я терять время, чтобы попрощаться с домом, который уже десять лет был местом моего заточения. И ее заточения тоже. Этот бар. Кухня, за которую я безрассудно взялся ради нее, чтобы доставить ей удовольствие. Именно ей. И еще из-за того, что мне нужно было чем-то себя занять, чтобы забыть, что я угодил в западню. Отныне с этим покончено. Я содрал с себя намордник. Освободился. И это освобождение выразит себя через хаос. Я все разрушу.

Мое внимание зацепил пивной насос, но я взял себя в руки и не налил бокал. Я был трезв и должен таким остаться. Впрочем, мое воздержание удивило вечерних клиентов. Но я нуждался в полной сосредоточенности. Я должен был контролировать свои жесты и точно следовать плану. Это странно, но я как будто никогда раньше не ощущал подобной безмятежности. А ведь я собирался совершить непоправимое. Пути назад уже не будет. Я чувствовал себя всемогущим, наделенным неведомой мне силой. Почему я не обрел ее раньше? Зачем так долго ждал? Так долго ради того, чтобы она принадлежала только мне.

Я убедился в том, что все выходы заблокированы. Нужно будет постараться, чтобы проникнуть внутрь “Одиссеи”, в особенности при пылающем огне. Канистры с бензином покорно ждали за дверью кухни. Разлить повсюду горючее? С этим я справлюсь быстро. Бутылки с алкоголем будут взрываться одна за другой, устраивая фейерверк.

Мы все сгорим.

Я покинул бар через заднюю дверь и поднялся в нашу квартиру. В последний раз. Нужно было удостовериться, что они крепко спят. Ни дети, особенно дети, ни Эрин не должны мне помешать. Это делается ради нашего блага – ее и моего. Я бесшумно отпер дверь. Все было погружено во тьму. Я обошел всю квартиру – это было сильнее меня. Меня привлекло свадебное фото, прилепленное магнитом к холодильнику. Она на нем была идеальна. Светящаяся. Веселая. Влюбленная. Но я-то зачем ломал комедию? Я досадливо ухмыльнулся. Никакой комедии, тогда я во все верил. Меня загнали в угол. Я убедил себя, что справлюсь, обуздаю себя и не уйду отсюда, потому что мое счастье здесь. Именно здесь, так как здесь Эрин. Почему же? Почему она отказала мне в счастье? Она ня – вперед к приключениям… Наша с ней одиссея.

Я огорченно отвернулся. И все же у меня не получалось злиться на нее, я ее слишком любил. Я направился к детским комнатам. Начал со своего старшего сына, с Улисса. Мой первый тюремщик. Он растянулся на кровати, красивый как бог. Моя ладонь потянулась к его светлым и кудрявым, как у ангела, волосам. Я впитал их