что отныне Эрин известно обо мне все – мои раны, горести, радости и недостатки. И она эти недостатки восполняла. Улисс, Лу и Мило восполняли их. Они выделили мне особое место в своей жизни.

Не поверить, что еще два месяца назад моя вселенная ограничивалась моим собственным жалким существованием. Меня разъедали сожаления, а сегодня я ради них сознательно задвинул свои переживания в дальний угол. Ради них четверых.

Странная это штука любовь. Она увеличивается в десятки раз и дробится; ты не успеваешь заметить, когда она зародилась, как вдруг ее очевидность сбивает тебя с ног. Я полюбил Эрин не ради детей. Я полюбил ее самое. Я любил ее как восхитительную женщину, какой она и была – раненая, но сильная. Я любил ее глаза, ее смех и улыбки. Ее кожу и вздохи. Я любил ее, когда она дулась или притворялась, что сердится. Я любил ее, когда она управляла своим баром железной рукой в бархатной перчатке. Я любил ее, когда она собиралась заплакать, но пыталась это скрыть. Я любил ее, когда она подгоняла меня или ставила на место. Я любил ее за привязанность к своей семье. Я любил ее, потому что она была щедрой и оказала мне доверие, сблизив со своими детьми, которых охраняла, как волчица.

Я был достаточно проницательным, чтобы отчетливо представлять себе, что мои теплые отношения с ее детьми в наших с ней интересах. Если бы мы с ними не выносили друг друга, если бы они инстинктивно отвергли меня, я не был бы здесь, с ними. В принципе мне было бы достаточно просто считаться с ними. Мне бы этого хватило, а Эрин, скорее всего, удовлетворило.

Но в действительности все вышло иначе. Я бы никогда не стал претендовать на то, чтобы быть их отцом, занять его место, пусть он сам его оставил и никогда не собирался себе его возвращать. Я не ждал, что они полюбят меня как отца. С другой стороны, я любил их больше жизни и именно благодаря им, даже если они этого не сознавали, открывал для себя, что такое отцовская любовь. За них я мог бы и убить, и умереть. А ведь я их так мало знал. Как будто они и на свет появились для того, чтобы я их полюбил.

Я любил Улисса за его ироничность, за его хрупкую, с маленькой трещинкой, радость жизни. Любил за его стремление защитить мать, брата и сестру. За всегдашнее воодушевление. За юмор, искренность, зашкаливающее обаяние, укорененность в невымышленном мире.

Я любил Лу за ее серьезность, за хитрый взгляд, намекающий, что не такая уж она усердная ученица, какой старается выглядеть. Любил за тонкость, за всегдашнее желание вникать во что-то новое и разговаривать с людьми. За глубокую печаль, которую никому и никогда не утолить. За умение держать голову высоко. И за ее невинное очарование.

Я любил Мило, потому что он был таким трогательным. Любил, потому что он боялся вырасти, но при этом отчаянно силился выглядеть постарше. Я любил его за беззаботность и просил небеса навсегда сохранить ему частицу этой беззаботности. Любил за веселье, смех, за обидки и капризы. А еще за то, что он не управлял своими эмоциями и делился со мной своими мыслями и чувствами.

Я любил их всех четверых, потому что они были такими красивыми, когда собирались вместе. И я любил их за то, что они разрешили мне стать за них ответственным.

Быть сильным, не обманывать себя. Занять свое место. Быть тем, кто я есть. Я любил их, потому что они стали моей семьей. Моими родными детьми.

Вечером я собирался выйти с Дус, но Эрин меня остановила:

– Постой, Мило нужно что-то тебе сказать.

Весь день он не отходил от меня.

– Но ты не обязан идти к нему, Гари, нечего потворствовать всем его капризам.

– А это точно каприз?

Она покачала головой, явно растроганная.

– По-моему, он привыкает, привыкает к тому, что ты всегда рядом, учится любить тебя, но боится, всегда будет бояться. Как и Улисс с Лу. Ты готов постоянно успокаивать их?

Я поцеловал ее и взобрался на последний этаж.

– В чем дело, Мило?

– Ты никогда не уедешь? Ты нас не бросишь?

Я погладил его по голове.

– Иногда мне нужно будет уехать по работе на несколько дней, но я обязательно буду возвращаться. Всегда. Пока ты, твой брат, твоя сестра и особенно твоя мама будете этого хотеть, я останусь с вами.

Он вскочил на кровати и повис у меня на шее.

– А ты когда-нибудь отведешь меня в школу? И придешь за мной днем?

Я такого никогда не делал, но мечтал об этом.

– Если мама согласна, я с удовольствием. А теперь тебе пора спать. А то она будет недовольна.

Он засмеялся и снова улегся. Я поцеловал его в лоб.

– Хороших тебе снов.

На лестничной площадке я встретил Улисса и Лу.

– Это правда – то, что ты обещал Мило? Что никогда не оставишь нас? – спросила Лу.

– Предполагаю, что вам обоим трудно доверять мне, но я не брошу вас, и я не брошу вашу маму. Я здесь. Ради нее. Ради вас. Ради каждого из вас.

– Тогда все прекрасно, такой ответ нас очень радует, – с облегчением заключил Улисс.

30

Иван

Дайвер вывел собаку Эрин на прогулку, как каждый вечер. У него уже завелись привычки. Он автоматически направился в Ла Сите д’Алет, насвистывая по дороге.

Он позволил дайверу опередить себя метров на двадцать, а потом вышел на охоту. Весь день он присутствовал при семейном выходном. Его такое времяпрепровождение никогда не устраивало. Он всегда отказывался от этого. Избегал. И даже когда считал себя довольно терпеливым, так или иначе все портил в конце концов. А этот придурок охотно проводил день с семьей. Для начала утром он отправился в булочную, прихватив Мило, и они вдвоем принесли свежий хлеб и круассаны. Позже дайвер совершил пробежку, на этот раз с Улиссом. Они бежали вместе, в одном ритме, изредка обмениваясь какими-то дружескими фразами. Днем, в пять часов, они вышли все вместе. Он последовал за ними. Вел слежку. Лу без умолку болтала с этим типом, она им восхищалась, а он внимательно слушал ее, всякий раз отвечал, ему как будто было интересно и важно каждое слово в том потоке, который она на него обрушивала. Постоянно, как бы мимоходом, он притягивал к себе Эрин, целовал ее