— Что же ты знаешь обо мне, посланник Ордена?

Я слишком верил в свою истину, и как бы ни была крепка моя воля, я больше знал о книгах, и мало о людях… наивность и слепость к последствиям. Птенец черного стервятника и белой голубки, я надеялся на то, что меня оставят в покое и вернут в прежнюю жизнь, к моим книгам, тишине и творениям. Что вернут мою мать из изгнания! Глупец!

Чем больше колдун видел свою неудачу, тем ужаснее становились его уроки. Чем быстрее утекали сто дней, тем злее и безжалостней он становился, понимая, что попался ему камешек маленький, но алмазный, и именно он разрушит его жизнь — приведет не к богатству, а к смерти! Я так и не смог никого убить. Не смог покалечить или унизить словом. Даже раба, даже пленного, даже собаку… я не верил в обещание, что если я сделаю то, что хочет колдун, он отпустит на волю всех прочих. Мать не успела научить меня видеть будущее, но научила различать ложь и опознавать ее под любой из масок.

Колдун не простил поражения. В день своей казни, стоя на коленях перед палачом, он сказал:

— Если моя колдовская кровь окропит эти камни, то никто из вас никогда не получит желаемого! Ты, черный стервятник, потеряешь власть и все твои отпрыски умрут. Враги растерзают твою империю на клочки, имя предадут позору, а после забвению. А твой сын, жаждущий воли и свободы более всего на свете, обратится в раба. Я проклинаю его! Он будет обязан служить любому, в ком станет силы призвать его! Он будет лишен всего, даже тела, и дух его будет сломлен оковами — лишь чужая воля, чужие желания, чужая неутоленная жажда станет ему указом!

Король не поверил угрозам. Палач занес топор, и колдун умер, скрепив смертью своей заклинание рабства.

К отчаянью примешалась и горечь… Как я могущественен и как я бессилен!

А Аурум думал и думал, примеряя то новое, что узнал в Замке с тем прежним, что хранил его разум за завесой великой миссии. Что могли сохранить ваши древние свитки, посланник, если в те века, когда все случилось, не было на этих землях и первого слова о вашем великом Святом? Не было положено и камня ваших храмов? И ни один из людей не принял обета веры?

Свершилось проклятие… я разорвался на сотни клочков и исчез в небытии с первой каплей крови колдуна, что упала на камни площади. Я не успел ни вдохнуть, ни крикнуть, как после мгновения вечности, вновь соткался своим сознанием в чем-то, что лишь напоминало человеческое тело. У меня не было глаз, но я видел мир. Не было ушей, но я слышал голоса и мысли. Я не мог шевельнуть ни одной из частичек себя, потому что был призван в кусок смолы и соломы, слепленный лишь в подобие человеческого образа. Пять отростков — голова и конечности, но и того оказалось довольно. Я мог ощущать все, что ощущали все живые живого мира… и с каждым мигом нового бытия, я желал лишь одного — смерти.

Вилль, черный маг, нашедший спустя столетия тайну моего пробуждения, начал с мести своим недругам, а потом, не в силах насытится, поглощал все больше и больше, утоляя бесчисленные обиды, жадность и страсть. И порождал новые, умножая свой зверский голод и жажду.

Безграничные желания превратили его в монстра, а дух мой окунули во мрак ужаса от содеянного. Я отчаялся. Я не видел для себя спасения. Я сдался и проклял сам себя.

Но однажды, четыре года спустя, моему хозяину вдруг захотелось того, что не могла ему дать ни одна, даже самая могущественная магическая сила — любви. Душа его, как бы черна не была, распознавала фальшь женской ласки рабынь. И когда однажды в его дворце появилась женщина, ликом прекрасным, как луна, глазами глубокими, как море, а голосом нежным, как шелест ветра, он дрогнул перед ее красотой и невинностью. И не захотел брать силой.

Черный маг пытался увлечь ее золотом, поймать сердце в силки словами лести, хвалился собой и своим могуществом, и в итоге совершил немыслимое — освободил ее, дав разрешение уйти, если та желает. Но женщина не ушла! И даже сделала шаг навстречу, став добровольно разделять трапезы Вилля, больше говорить с ним и дарить скромные взгляд и улыбку! Я читал ее сердце… читал и не мог понять той загадки, которая, как цветок на пруду, была явственна! И в тоже время недоступна взору в иной глубине.

Женщина искренне улыбалась, но чувство ее было обращено не к магу. Она искренне радовалась и горела все большей надеждой, но дары эти были не для моего хозяина, хоть и смотрела она в его глаза.

— Что мне сделать, прекрасная, чтобы завоевать твое сердце?

— Будь только моим.

Ответила женщина, и маг тут же схватил ее за руку. Но та покачала головой:

— Свои пороки, своих жадных слуг ты любишь больше всего. Их кормишь и им же принадлежишь, как пленник. Отдели их от себя, и я полюблю чистого человека в ком остались лишь достоинства. Одно слово, одно желание, и я сама возьму тебя за руку, и буду целовать ее в благоговении и любви.

Маг дрогнул… но все же с затаенным подозрением спросил:

— Как же я могу это сделать, прекрасная?

— От любого взора, от любого света и капли воздуха, ты держишь в тайне источник силы. За пазухой, в ветхой тряпице, в облике жалкой куклы у тебя спрятан дракон с золотым сердцем. Ты держишь его на цепи силой проклятия, и пользуешься его могуществом благодаря капле магического, но черного дара в твоих руках. Пожелай, и он исполнит твое желание.

Как полыхнула моя душа! Как вспышка зарожденного солнца! И тут же обрушилась в страх от прочтенного желания мага — немедленно уничтожить ту, кто прознала его тайну.

— Мои уста навек запечатаны. Мое сердце навек будет твоим. И в твоей воле сейчас лишить меня жизни, или прожить эту жизнь вместе, в счастье взаимной любви.

— Желаю!

Хозяин ударил по мне ладонью и сжал в кулаке вместе с одеждой, и я повиновался. Так родились Слуги… четверо тварей вылезли из нутра его, из горла, как воды теней и желчи. Стеклись на камнях, обернулись в уродливых сущностей с обликом близким к людскому. Маг закричал как безумный, ибо не представлял он, чем обернется его желание. А женщина протянула руку, достала меня из потайного кармашка, уложила бережно на ладони и произнесла:

— Свет всегда побеждает тьму, а надежда берет верх над отчаяньем. Прикажи ему, маг, возвести вместо этого дворца Замок. В нем ты заточишь тварей и саму смерть сделаешь тюремщиком им.

Она говорила, а он повторял, и я исполнял желания — так возник Черный Замок, так создались пятнадцать Стражей, так возник магический знак и колокол над ним, как символы тела и духа, так зашли за ворота первые жители замка. И женщина, ликом прекрасным, как луна, глазами глубокими, как море, а голосом нежным, как шелест ветра, тихонько пропела:

И совсем шепотом, дабы не услышал никто, — ни черный маг рядом, ни новые жители Замка, ни даже дрогнувший живой магией ветерок, залетевший в этот миг в залу: