Думала, что будет у меня раскол — после стольких событий, войны, любви и осознания собственной избранности, я не смогу тупо ставить заклепки на кожаные блокноты в течение пяти часов подряд и еще балдеть от радости жизни. А смогла и еще как! Искренне получая удовольствие от рутинной и мелкой работы. Не все же Извергу в Казематном ножом грозить и с черной Дрянью драться, не все же залечивать душевные раны всем встречным и поперечным. Есть место и простым вещам.

А еще… когда вдруг я вспоминала, что вечером меня встретит Грим и, после всех дел мы вернемся домой ужинать, обсуждать с Аурумом план окончательного разгрома Слуг и настоящего Безымянного. А после, уже к ночи, — спать… обмирала и закрывала глаза.

За десять минут до семи, когда все уже убирали рабочие места и готовились уходить, подошла Агни:

— Мы собираемся до больницы, Мари навестить, узнать, чем помочь, что принести, да и так — пусть не думает, что одна. Ты с нами?

— Неа, без меня.

Вышла со всеми, но со всеми не пошла — осталась у ворот. Увидела, как Агни все закрыла, как Ваниль прошагал мимо, буркнув «до свидания». Грим уже где-то рядом, уверена, выжидал в стороне, чтобы никого не распугивать своим магическим давлением. Его фигуры я не видела — ни через дорогу, ни дальше по Краюшке. И где он? Явно же все ушли…

— Кортеж дожидаешься?

— А тебе какое дело?

Швея с какого-то ляда взяла и вернулась к «Шкурам», и не поленилась, уйдя со всеми, протопать обратно.

— Чего ты у нас забыла, Тио? Тебе надо там работать, где людей нет, а то в одном с тобой помещении быть — пытка, хоть глаза выкалывай. Больше года на уродства свои всех заставляешь смотреть, удовольствие получаешь?

Ответить бы ей пару ласковых, но пока я смолчала. Чего собачиться? Коллега все-таки, нам еще завтра и послезавтра одним затхлым воздухом в гараже дышать…

— Лизи, так ты не смотри. Или Агни скажи, пусть меня в покрасочной запирает, я не обижусь.

— За какие заслуги тебя Ваниль держит? Прикрывает? Ты по вечерам на другой работе у станка стоишь, извращенцев из Золотого обслуживаешь? Любителей чудовищ… откуда столько жратвы? Откуда сапожки дорогие? Откуда перчатки? И этот Шариз, хозяин города, за тобой лично приезжал. Думаешь, мы тут не знаем, что ты — потаскуха…

Почему задело? Вот кто мне эта швея, и на кой мне сдалось ее мнение на свой счет? Я знаю правду. Но почему вдруг услышать «потаскуха» в свой адрес оказалось так больно? Мне девятнадцать — а я впервые жизни поцеловалась недавно. Я еще ни с одним мужчиной постель не делила, не раздевалась ни перед кем, кроме врача. Может, что еще Аурум краем глаза видел, когда мне в купальнях помогал, но он не в счет.

Один фонарь, света мало, а и того хватило, чтобы она прочла по лицу как задела, а я увидела, как ее эта победа обрадовала. Подошла поближе, пошевелила щекой, будто готовилась прямо в лицо плюнуть, а я вытащила руки из карманов пальто.

Ну, это даже хорошо, что она сократила расстояние — сейчас я ей со всей силы залеплю кулаком! Плюнуть она точно не успеет!

— Потас… и…и!

Лизи встала на цыпочки. Очень странно встала, как балерина, и ладони взметнула вверх, хаотично зашарив по воздуху у себя за головой — лапая шею и затылок, но так ничего и не нащупав. Ее как будто кто-то приподнял, захватив с упором под основание черепа и держал, не сдавливая… Хотя, почему — как? Отступила в сторону и увидела Грима, которого швея как раз собой загораживала. Он стоял шагах в десяти с вытянутой рукой и выражение лица не предвещало ничего хорошего.

Я злорадно посмотрела на замолкшую и напуганную коллегу:

— Будешь знать, как поливать ведьму грязью.

— Отпустить?

Спросил Грим, а та, услышав позади себя еще голос, затряслась от страха.

— Конечно.

Хоть и злыдня, а измываться над ней я не собиралась. Грим мало того, что отпустил, так еще и упасть не дал — ноги женщину не сразу удержали, и она подвисла в полуприсяде. А когда встала, обернулась, то завизжала настолько пронзительно, что я сама чуть не присела от боли в ушах.

— Сбежала. Сейчас вой поднимет на все Трущобы, а если наших догонит, еще и с армией вернется. Придется подождать немного — другого пути отсюда нет, на пятки им наступать неохота вдоль трассы топать тоже. Грим, что ты узнал?

Он подошел, и я ожидала какого-нибудь приветственного поцелуя в щеку, но осталась ни с чем. Даже не качнулся в мою сторону.

— Ничего. Он человек, и прячется среди людей, а в любом из районов я не почувствовал ничего магического — ни завес, ни щитов. Если он и скрывается, то ровно там же, где и Слуги. А если нет — искать среди горожан горожанина мне не под силу.

— Вы с Аурумом расскажете мне все, чего я еще не знаю? Прямо сегодня, не затягивая?

— Да, Тио. Я отдам оставшуюся часть тетради, и ты дочитаешь о прошлом до конца. Ветер не смог вырвать и унести то, что я держал в руках, а его ураган погасил камин. Я не сжег остаток, а после уже и не хотел.

— Все, что он сделал и не сделал, все к лучшему. Госпожа луна, подтверди.

Пока Грим говорил, она появилась в небе над головой. Звезд над городом не разглядеть, но и облаков явно не было. Она не выглянула, она как будто проявилась из ниоткуда.

— Ну что, до остановки, а потом до Мирного, а там пешком до больнички, как и планировалось?

Грим кивнул. И расстегнул у пальто верхнюю пуговицу. Занырнул за воротник и вытащил мешочек с монетой. Снял с шеи:

— Возьми.

— А тебе ничего? Ты ж все равно что шкуру сейчас снял, наверное.

— Сегодня я твой спутник в твоем мире, и по-другому среди людей никак. Не волнуйся, Тио, — он растянул длинный рот в ухмылке и собрал на одной щеке морщин больше, чем на другой, — если на нас нападут, я и без монеты справлюсь.

— Доверился? Ну, пеняй на себя, если что.

А у Грима веселый тон! Улыбка у него вышла с иронией, так тонко и так по-человечески. Я убрала драгоценную ношу под свое пальто, повесив шнурок на шею, выправив косы и замотку платка. Надежно. И взяла Грима под руку.

Нас и без магического щита сторонились. Не настолько издалека, не настолько нарочно, но едва мы вышли к улице, где были прохожие, как я сразу это почувствовала. К отчуждению в какой-то степени привыкла и я. Люди как близко рассмотрят, старались лишний шаг в сторону сделать и в вагоне отойти и отвернуться. С Гримом — помножилось на два.

Убиться не встать, а понять — почему, не могла. Почему любой, кто только кинет взгляд на лицо, тут же старается отвернуться и сделать вид, что вообще слепые и не видят никого? А Грим сегодня выглядел намного лучше, чем еще сутки назад. Его резкость никуда не ушла, но ушли многие морщины, которые были не от возраста, а от напряжения в купе с худобой. Он все тот же рваный рисунок, созданный злым художником, только теперь кто-то провел ладонью и чуть смазал остроту линий. Смягчил, оставив выразительность и яркость. Никуда не делись его темные широкие брови, бездонные глаза, нос пикой и клыки. Только теперь этот дракон вдохнул живительной силы и стал притягательнее! Как этого можно не видеть? Как можно этим не любоваться?