— Опять секреты.

— Да какие там… горести жизни, а не секреты. Я за тарелками и хлебом.

Вернулись оба, и Грим развернул кресло от камина к столу:

— Вода в купальнях еще нагреется, и ты сможешь принять ванну через полчаса.

— Слушайте… мне нужно рассказать вам о Безымянном. Пока не забыла, пока все мысли не вышибло от… мало ли чего. А это важно — этот некто на самом деле есть. Злющий, молодой… может, пятый Слуга, но те говорить не умеют, а этого прям слышали. Сапожник из Сумеречного слышал, а могильщик видел. Спутать с тобой можно, Грим, если бы не разница в возрасте и привлекательности. Я хоть и читала тетрадь, все равно не знаю до конца, что случилось в итоге — кто это может быть, как умерла Тактио, и откуда Слуги взялись как явление.

— Тио… — Оба замерли от моих слов, но первым отозвался Аурум. — Невозможно, чтобы за столько лет борьбы со Слугами мы ни разу не заметили пятого… это ошибка!

— Да… — и Грим кивнул, а потом вдруг сверкнул глазами: — Если только этот человек или не человек не объявился в городе недавно. Или не проявился своей силой прежде, оставаясь мертвым или смертным.

Я подхватила:

— А еще все хорошо подходит к тому, с чего вдруг Слуги так оборзели и отожрались, не с его ли помощью встали на ноги и окрепли? — Подняла одну руку в перчатке. — Я тоже колдунья недавняя, без году неделя. Чего бы и демону от какого-нибудь катализатора вдруг не проявиться?

— Но ветер бы узнал и…

— И нет. — Жестко перебил Грим. — Он сохранил бы тайну по каким-то одному ему ведомым причинам, Аурум. Ветер нам друг и помощник, но он же и не человек, чтобы поступать по чувству привязанности. Или служит кому-то еще.

— Это слишком.

— Знаю.

Грим по чувствам от самого себя отступил. От него все еще исходила волна ненасытного к счастью дракона, внезапно получившего каплю наслаждения, но не больше. Этот отклик ослабел, опять уступив воинственному и резкому, как грозовой рокот, чувству служения. Опять служения — давней войне с проклятием города.

Мне же легче. Я не представляла, как бы смогла выдержать большее, чем то, что случилось в парке — если вдруг Грим потащит меня после ужина и ванны к себе в спальню, а я расклеиваюсь и расклеиваюсь. Выпитый настой расслабил за минуты, прогрел и начал усыплять.

Мы все замолчали, Аурум схмурился… и внезапно свел седые брови еще больше. Сначала уложил на стол пухлые ладони, оперевшись на них и чуть наклонившись, чтобы поближе глянуть, а потом дотянулся до ближайшей лампадки и поднес свет прямо к лицу Грима:

— О, Небо…

— Что? — Тот не зло, но болезненно дернул верхней губой, показав свои клыки в невольной гримасе. — Опять скажешь, что я покойник? Ты заботлив, Аурум, я знаю, но черному стервятнику не стать никем другим, хоть сколько его корми, хоть как одевай и хоть как отпаивай… убери огонь.

Тот как не услышал, и Гриму пришлось самому увести его лампадку в сторону:

— Хватит.

Я пошевелилась, вытащила руки из пальто, откинула и свое и гримовское в глубь кресла и села ровнее. Хотелось вообще уже скорее скупаться, переодеться в ночнушку и лечь, оставив им раздумье — что делать с новостями и внезапным открытием.

— Пахнет вкусно.

— Что со свитером? Ты не ранена?

— Не ранена. Но смертельно устала. И завтра на работу, между прочим.

Хороший признак, что ни один, ни второй мне не возразили. Значит, не запрут, как пленницу в башне.

Проснулась я от того, что кто-то тронул за ногу. Распахнув глаза, я почему-то не стала брыкаться, а в полном непонимании лежала и смотрела в стену, не рискуя пошевелиться. Тронули еще раз — на кровати в ногах был кто-то не очень большой, но весомый и к лодыжке через одеяло прикасалось маленькое, точечное и мягкое.

Отчего-то я тут же вспомнила, что у Патрика-игрушки были мягкие ладони… А насколько он был тяжелым? Нет, этот некто раза в три тяжелее, явно плотнее и умел мурчать.

— Проклятье, Рыжун! Ты как сюда попал, наглая морда?

Окно приоткрыто на щелку — для воздуха, и не на чердак, а в парк, естественно.

Грим вчера усмирил себя. По моему состоянию понял, или еще по какой причине, но взял и исчез, переложив на старика всю дальнейшую заботу. Аурум после купален напоил меня крепким чаем с ягодным вареньем, проводил до комнаты, чтобы я не свалилась где-нибудь в пути и пару минут спустя снова заглянул, — забрать вещи. Смущало немного, что Служитель Ордена вот так запросто и по семейному стирает и сушит одежду, как отец маленькой дочери…

Я с этой мыслью долго лежала под одеялом в темноте и тишине. Сон уже все, накатывал, а мысль так и горела: отец. Не по крови, а душевному и безусловному признанию — Аурум как отец? Да… старик бы ни за какие сокровища мира не выставил меня на долговой аукцион, хоть и знает всего несколько дней какую-то там пришлую девчонку…

— Прости, Рыжун, оставила голодным. Завтра две миски поставлю, десять мисок. Вчера никак не смогла.

Кот голодным не казался. Он подобрался к голове, улегся у плеча и, подобрав лапы, замурчал. Я посмотрела на будильник — так бы и проспала, завести-то забыла. Полчаса оставалось до того времени, как вставать и собираться.

Я должна была пойти в «Три шкуры» — сидела во мне эта заноза обязательства, каким бы абсурдным оно ни смотрелось на фоне всего — моя жизнь далеко укатилась от обыденности, обернула ведьмой, подарила приключения, опасность и любовь. А я не могла все равно взять и наплевать на мастерскую. Что я там забыла? Что за блажь? Или это идиотское чувство долга, совесть и благодарность Валентайну, который взял меня больше года назад на работу?

— Ты моя лапа… — Обняла кота, начесала за ухом, от чего он размурчался еще больше и полез под самый подбородок лбом. — Будешь здесь жить, тигр? Хватит бродяжничать, теперь у нас есть семья. Аурум — отец, ветер — брат, луна — как старшая сестра или матушка. А у меня — любимый Грим. Вы подружитесь и не будете ревновать друг к другу, правда? Если это поможет, я даже обещаю, что, когда появятся дети, тебя никто не станет таскать за хвост и уши.

Рыжун в ответ балдел и иногда поворачивал голову, чтобы рука не в одном месте чесала, а там, где ему приятнее.

Грим ел и пил. И не хлеб с водой, а молоко и пресную лепешку с соленым сыром, с десяток которых Аурум испек еще вчера днем. Вкус для Грима явно что-то забытое — он жевал медленно и погруженно, будто вспоминал о том, что такое пища. Я спустилась умываться и увидела его за столом в кухне. И быстро спалилась — Грим вскинул глаза, хотя я в проеме показалась лишь краешком:

— Я провожу тебя, Тио. А вечером встречу. Где бы ты ни ходила вчера одна, сегодня может быть не так спокойно. — И добавил: — Не возражай мне, прошу.

— Ладно.