не меньше – для усложнения обстановки, в которой они велись. Историк сказал: «Самонадеянность – неизбежный результат отношения силы к слабости». Чтобы не дать силе уничтожить саму себя, ей необходимо сдерживание гуманностью и уважением ее обладателя к правам отдельных личностей. Можно ли утверждать, что наличие этих качеств – ключ к успеху Британии в обладании властью? Во время бурской войны единый европейский вердикт мог быть только одним: любая такая претензия типична для островного лицемерия.

Глава 9

Кошмар становится реальностью

«Когда я связался с кайзером, его величество ответил мне так, что я был вынужден спросить, желает ли он, чтобы я передал его слова правительству его величества. „Нет, – ответил его величество. – Вы определенно знаете меня достаточно хорошо, чтобы перевести мои слова на дипломатический язык“. Я сказал, что в таком случае передам, что император принял сообщение с удовлетворением. „Да, – подтвердил его величество, – вы можете сказать, что с большим интересом и глубоким удовлетворением“. Даже люди, отлично знавшие кайзера, едва ли смогли бы найти именно такой смысл в его первоначальном замечании: „У олухов наступило временное просветление“».

Итак, в январе 1902 года кайзер получил грозное предупреждение: Британия покончила с изоляцией, создав союз с Японией. Для нее выбор партнера не мог не шокировать того, кто имел вполне определенные взгляды на «желтую угрозу». Вильгельм знал, насколько желательно, чтобы силы России были скованы на Дальнем Востоке. В периоды, когда нервозность подавляла его самоуверенность, кайзер не слишком верил в военные возможности России и считал, что любое укрепление ее врагов может являться угрозой. В этом случае действия британцев оказались первым шагом в процессе, который трансформирует европейскую ситуацию не в пользу Германии. Но только не об этом в первую очередь думал Вильгельм. Британия, вместо того чтобы взять в союзники члена Двойственного союза, выбрала врага этого союза. Шансы столкновения между Германией и Россией вроде бы возросли; ее способность достигнуть соглашения с Францией снизилась. Германский горизонт все еще казался свободным от туч.

Тем временем жизнь оставалась полной мелких раздражителей, и далеко не все создавал сам Вильгельм. Принц Уэльский (позже король Георг V) собирался прибыть в январе в Берлин с миссией доброй воли. Но негодование, вызванное в Британии ответом Бюлова Чемберлену (см. главу 8), было так велико, что король пожелал заявить официальный протест. Солсбери считал, что более достойно и эффективно было бы отменить визит принца, и Эдуард, соответственно, написал, что «лучше бы ему не ездить туда, где он может подвергнуться оскорблениям, или народ отнесется к нему так, что сам кайзер пожалеет». Вильгельм, нисколько не смутившись, сделал вид, что не получал этого письма. Король еще раз подумал, и, в конце концов, принц отправился в Берлин. Визит, судя по всем рассказам, был успешным. Принц, человек моложе кайзера, был избавлен от комплексов отца и убеждения матери, что для него «стать настоящим, живым, грязным немецким солдатом в Pickelhaube[44] и синем мундире – скорее несчастье, чем вина». И тогда, и позже принц и его супруга смогли установить вполне разумные отношения со своими германскими кузенами. «Георг уехал… благополучно, – писал Вильгельм, – и нам всем было жаль расставаться с таким умным и веселым гостем. Думаю, он здесь хорошо развлекся». Спустя несколько лет он описывал принца президенту Рузвельту, называя его «очень умным мальчиком и англичанином до мозга костей, который ненавидит всех иностранцев. Но я ничего не имею против, потому что его ненависть к немцам не больше, чем ко всем остальным».

Следующую щекотливую ситуацию создал визит бурских генералов. Они прибыли в Британию в надежде изменить условия мира, а в июле 1902 года отправились на континент, где их приняли с восторгом. Поскольку они получили аудиенцию у короля в Лондоне, Бюлов решил, что Вильгельм тоже должен их принять, на что тот согласился, если при встрече будет присутствовать английский посол. Но буры изменили мнение британцев бестактной речью, и те явно намекнули, что их прием нежелателен. На самом деле, поскольку они были британскими подданными (хотя и без своей воли), их можно было принимать, только если об этом попросит английский посол, чего тот не собирался делать. Они покинули Берлин, не получив аудиенции, и кайзер подвергся жесткой критике за недолжное уважение к чувствам британцев.

Отложенная коронация Эдуарда тоже стала проблемой. Сам он желал, чтобы на торжестве Германию представлял кронпринц, но Дона запротестовала, поскольку слышала много слухов о прошлом визите ее сына в Лондон. Говорили о «неподобающей возне в темных коридорах», какой-то американской девушке, перешедшей границы. Вильгельм послал взамен своего брата Генриха, который, вместо того чтобы высадиться в Ширнессе, возмутил адмиралтейство, прибыв в Спитхед и нарушив подготовку к военному параду. Более того, Вильгельм позабыл, что европейский этикет давал старшим сыновьям суверенов право первенства в сравнении со всеми другими членами королевской семьи. Поэтому Генриха вытеснили с переднего плана, и это сразу было воспринято как неуважение к Германии.

К этому времени Вильгельм уже совершал круиз по Норвегии и Балтийскому морю. Он встретился с царем в Ревеле и на следующий день подписал благодарственную телеграмму «от адмирала Атлантики адмиралу Тихого океана». По пути домой он прочитал, что баварский парламент в момент скаредности отказался голосовать за фонд для пополнения государственных картинных галерей. Подобное мелкое филистерство всегда приводило его в ярость. Высадившись в Свинемюнде, он поддался порыву того, что позднее назвали порывом «студенческой горячности» (Studentenhaften Plötzlichkeiten), отправив принцу-регенту телеграмму. В ней он выразил искреннюю симпатию и предложил выделить деньги лично. Чувства регента к Вильгельму были таковы, что годом или двумя позже он настоял, чтобы Дона сопровождала супруга во время визита, чтобы он мог обратить все свое внимание на нее, что он и сделал, избавив себя от сорокавосьмичасового обмена любезностями лично с кайзером. Ни он сам, ни его народ не отнесся благожелательно к идее получения помощи от короля Пруссии, и критику разделили почти поровну между человеком, ее предложившим, и парламентским большинством, жадность которого предоставила кайзеру такую возможность. Как это часто бывало, Вильгельм испортил благое намерение бестактным осуществлением. Когда ушла телеграмма, канцлера рядом не было, а дежурный дипломат фон Чиршки предпочел ничего не заметить. «Когда ты в немилости у кайзера, никакой канцлер не поможет». (Сам он пребывал в милости – в большой милости – у кайзера, и в январе 1906 года, когда пост министра внутренних дел освободился, Вильгельм, несмотря на возражения Бюлова, назначил на него фон Чиршки.)

В ноябре 1902 года британцы предложили германскому правительству совместные действия, чтобы прекратить вмешательство венесуэльцев в их судоходство. Немцы не только согласились, но