К досаде Вильгельма, Ники отказался подписать договор без предварительных консультаций с французами. Кайзер понимал, что последуют все те возражения, которые выдвигались в отношении открытого объявления англо-германских переговоров. «Результатом таких новостей, несомненно, станет новый натиск двух союзников, Англии и Японии, против Германии, в Европе и Азии. Благодаря их существенному превосходству на море мой маленький флот будет уничтожен… Если для русской стороны невозможно подписать договор без консультаций с Францией, лучше уж вообще отказаться от идеи договора». Вильгельм сказал Бюлову, что царь категорически отказался рассматривать договор, о котором не будет знать Франция. «Полностью отрицательный результат после двух месяцев добросовестной тяжелой работы. Первая моя личная неудача!» Кайзеру пришлось отказаться от надежды спасти таким образом Германию от усиливавшейся изоляции.

Союзники не появлялись, зато враги становились все более грозными. В октябре 1904 года сэр Джон Фишер стал первым морским лордом и главным адъютантом короля от военно-морского флота. Сэр Джон Фишер сразу предложил королю устроить «Копенгаген» для германского флота. Ответ не обнадеживал: «Мой бог! Фишер! Вы, должно быть, безумны!» То же самое предложение было сделано в статье «А Navy without Excuse» («Флот без отговорок»), опубликованной в ноябрьском номере «Вэнити Фэйр», которую германский военно-морской атташе отправил домой с пометкой, что статья – одна из нескольких. Флот был весьма проворно реорганизован. Устаревшие суда были списаны, остальные поспешно приготовлены к войне. Фишер был уверен, что, если реформы не будут быстрыми и жесткими, Британия может сразу сдаться Германии. В декабре лорд Селборн подготовил меморандум по распределению и мобилизации флота, из которого следовало, что в британских территориальных водах должны быть поставлены дополнительные корабли. В марте 1905 года гражданский лорд адмиралтейства в одной из речей сказал, что в результате перемен все резервные корабли готовы в течение нескольких часов выйти в море. «Если, к несчастью, будет объявлена война, при существующих условиях британский флот получит удар первым, раньше, чем другая сторона успеет прочитать в газетах об объявлении войны». Король к тому времени уже понял, что публичность реформ была ошибкой. «Утечка в государственных учреждениях достойна сожаления; Адмиралтейство явно находится в хороших отношениях с „Дейли экспресс“». Впечатление, произведенное в Германии, определенно было весьма значительным. Осенью 1904 года страх перед нападением англичан с моря распространился очень широко. Вильгельм тотчас принялся убеждать рейхстаг и общественность, что британские меры вынуждают Германию пойти на увеличение своей кораблестроительной программы. Он направил послание, выразив надежду, что желание Морской лиги укрепить свои силы будет исполнено, и ее «достойные всяческих похвал усилия» увенчаются успехом. Он назвал речь гражданского лорда «открытой угрозой войны» и сказал Тирпицу, что пригрозил британскому послу «колоссальной» программой строительства, если «этот корсар» немедленно не отречется. Кайзер пригласил шесть сотен человек, включая канцлера и иностранных послов, посмотреть фильм «Жизнь на германском флоте». Он также телеграфировал в Берлин секретарю лиги свою благодарность за обещание сотрудничать в достижении целей, поставленных перед лигой.

Англо-японский договор и Антанта с Францией свели на нет теорию «риска». Немцы отказывались верить, что оба союза продержатся сколь бы то ни было долго, и одновременно продолжали ожидать дня, когда внимание британцев будет отвлечено такими событиями, как война между Америкой и Японией, или турецким нападением на Египет. Тирпиц (которого не поддерживал военно-морской штаб) успокаивал себя иллюзией, что удар, который может нанести Германия по британской морской торговле, сделает британцев сговорчивыми. Истина заключалась в том, что психологическая и материальная машина, запущенная, чтобы обеспечить Германию военно-морским флотом, едва ли допускала реверс. Любое подобное действие стало бы открытым признанием неудачи – не говоря уже о банкротстве Круппа. На самом деле нет никаких признаков того, что стратегическая основа и цели германского флота всерьез пересматривались в новых обстоятельствах. Остановить или даже замедлить строительство кораблей значило отказаться от инструмента, на который давно полагались, как на способ заставить Британию прислушаться к претензиям Германии, желавшей иметь право голоса в мировых делах. Это было все равно что вообще отказаться от всяческих претензий и уступить интересы Германии за морями Британии. Такое решение вызвало бы резкую критику общественности, которой много лет внушали мысль о важности флота. Несколькими годами позже англичанину, ехавшему в Германию поездом, предложили заплатить пошлину на сигареты. Когда он заявил, что никогда раньше этого не делал, поскольку перевозимое им количество сигарет было слишком мало, таможенник ответил: «Но тогда у нас еще не было флота». Между тем Тирпиц и Бюлов согласились после консультаций с посольством в Лондоне, что, по крайней мере в ближайшее время, неразумно потакать самым экстремальным желаниям кайзера и Морской лиги. Дополнительный морской закон следующей осенью лишь предусматривал увеличение размеров и стоимости линкоров, которые строились по закону 1900 года, а также дополнительное число крейсеров, эсминцев и субмарин. Бюлов написал Вильгельму, что, «если мы верим в возможность английского нападения, многие англичане, в свою очередь, уверены, что мы строим флот, чтобы, как только он будет достаточно силен, напасть на Англию».

На это Вильгельм заметил: «Это единственное, в чем мы никогда не будем достаточно сильны».

Бюлов продолжил: «Как ваше величество изволили совершенно справедливо неоднократно отмечать, все в наших отношениях с Англией зависит от нашей способности еще несколько лет проявлять терпение и выдержку, не провоцируя инциденты и не давая поводов для подозрений».

Однако именно инцидент Бюлов, Гольштейн и фон Шлиффен, начальник Генерального штаба, планировали спровоцировать. Дело в том, что все более очевидное поражение России в войне с Японией и революционное движение в России, к которому оно привело в январе 1905 года, навело их на мысль, что настал самый благоприятный момент для разрыва хрупкой связи между Францией и Англией. Россия на время перестала быть военным фактором, а Британия не могла оказать никакой помощи на земле, и создавалось впечатление, что Франция отдана на милость Германии. Сценой, выбранной для демонстрации этого тезиса, было Марокко, где у Германии имелось преимущество правдоподобного правового прецедента. Ведь если Франция воспользуется возможностями, предлагаемыми ей в британском соглашении, вероятнее всего, она нарушит Мадридское соглашение 1880 года, которое гарантировало всем подписавшим его сторонам, в том числе Германии, равные права в регионе. Посредством упущения, бывшего далеко не случайным (а британское правительство знало, что оно намеренное), французское министерство иностранных дел, расчищая путь для действий формальными обращениями к разным заинтересованным правительствам, пропустило Германию, страну, от которой можно было ожидать самых вероятных проблем. Вильгельм имел все основания думать, что Делькассе хотел спровоцировать ссору и втянуть в нее Англию. В Германии, как обычно, звучали громкие голоса,