Пароход вышел из Архангельска 22 января, имея на борту 365 тонн угля, чего было катастрофически мало[185], из них 30 тонн пришлось передать ледоколу № 7, дрейфовавшему в Белом море без топлива. Через пять дней судно было остановлено льдами всего лишь в 13 милях от Индиги. «Соловей» стал быстро дрейфовать на восток через Печорское море.

На помощь гибнущему «Соловью» из Архангельска был готов отправиться ледорез «Канада», имевший чрезвычайно высокую мощность машин (7000 сил) при небольших размерах. Но из соображений экономии угля было решено дождаться «Козьму Минина», чтобы тот вывел «Канаду» сквозь льды Белого моря. 15 февраля, когда «Соловей» уже уходил в Карские Ворота, ледоколы вышли из порта. Но первая попытка спасения «Соловья» сорвалась из-за резко изменившейся политической обстановки. «Козьму Минина» отозвали – 19 февраля он взял на борт 1100 человек – беженцев и бывших солдат Белой армии, и в сопровождении корабля «Ярославна» покинул город. Тихоходную «Ярославну» вскоре пришлось бросить, пассажиров с неё перевели на «Минина». Через сутки в Горле Белого моря «Минин» встретил затёртые во льдах суда «Русанов», «Сибиряков» и «Таймыр» и забрал с них пассажиров, провизию и уголь. Однако вдогонку «Минину» отправилась «Канада», которая уже находилась в руках красных. Утром 21 февраля она догнала их в Горле Белого моря. Завязался морской бой, не имевший аналогов в истории: артиллерийская дуэль двух ледоколов, маневрирующих во льдах. Подробности её изложены по-разному, похоже, что «Канада» получила повреждение, во всяком случае ей пришлось вернуться в порт. Вот как описывает это удивительное морское сражение Борис Соколов, бывший министр правительства Северной области, в это время находившийся на «Русанове», куда был высажен с «Минина»[186] [115]:

«Это была картина, исключительная по своей красочности.

Белое море – сплошь покрытое толстыми глыбами льда. Эти глыбы налезают одна на другую, поднимаясь точно огромные белые медведи. Ослепительно яркое полярное солнце, не греющее, рассыпающееся тысячей блёсток в каплях замёрзшей воды.

Три маленьких, сплошь до бортов покрытых льдинами парохода кажутся жертвами, отданными ненасытной холодной северной природе.

В центре этого ледяного поля два больших ледокола. Медленно, точно жуки или раки, двигающиеся взад и вперёд по жёстоко непослушному льду.

Через периоды, короткие и нудные, раздаются выстрелы, слабым эхом теряющиеся на белой снежной поляне. Снаряд падает в лёд, разбрасывая высоко и в сторону комки разрушенных глыб.

Для нас, находящихся на “Русанове” исход этого боя был особенно волнующе близок. Казалось так несомненным, что “Канада”, прогнав “Минина”, заберёт нас в плен; и тогда – беспощадная расправа большевиков с нами. Но неожиданно, после нескольких выстрелов, ею произведённых, “Канада” повернулась и, потолкавшись на одном месте, скрылась с горизонта. Вслед же за этим и “Минин”, расчистив себе нужное пространство свободной воды, начал медленно удаляться на север.

Мы остались одни.

Неожиданный уход “Канады”, как это потом выяснилось, был вызван образованием трещины в ледокольных дверях. Плохо и неумело установленное орудие вызвало вновь повреждения, полученные этим ледоколом в одной из аварий.

“Минин”, уходя, дал приказ:

“Следуй за нами”.

Приказ этот, обращённый к затёртым во льдах пароходам, звучал насмешкой.

Даже если бы были в сохранности уголь и провиант, забранные “Мининым”, эти пароходы не могли двигаться ни взад, ни вперёд. На “Русанове” капитана не было. Вместо него – помощник капитана, испуганный, одинаково враждебный и белым, и красным. К нам он относился с видимым недоверием, не понимая, зачем мы пересажены на его пароход. Других пассажиров, кроме десятков рабочих, отправляемых за большевизм на Иохангу [в концлагерь, организованный белыми – прим. авт.], никого не было».

После этого странного сражения в Горле Белого моря будущее обитателей «Соловья» стало и вовсе незавидным. Государства, отправившего их в море, больше не существовало. Помощи ждать было неоткуда, судно уносило льдами на север, оно повторяло путь «Святой Анны» (рис. 6–1). Конечно, моряки прекрасно знали её историю – Ануфриев участвовал в безрезультатных поисках «Анны», а на одном из архангельских ледоколов («Канаде») ещё недавно работали оба выживших участника той экспедиции – В. Альбанов и А. Конрад. К счастью, на «Соловье», в отличие от «Анны», была радиостанция. Но сеансы связи становились всё более редкими – приходилось экономить заряд батарей. 9 марта радио было отправлено сразу по всем возможным адресам – советским властям, Л.Л.Брейтфусу и в Общество изучения Севера:

«Широта 71°45´, долгота 62°12´. При величайшем напряжении проживём продуктами до июля, топливом – до июня. Опасаемся повторения дрейфа Брусилова. Сухопутная помощь немыслима. Настоятельно просим обратиться к Англии, Норвегии во имя человеколюбия снарядить самостоятельную экспедицию. За 85 человек команды и пассажиров капитан Рекстин, капитан Ануфриев»[187].

Рис. 6–1. Дрейф ледокольного парохода «Соловей Будимирович». Для сравнения показан дрейф «Святой Анны»

Капитану Рекстину стоило немалых усилий поддерживать порядок на судне. Команда была разношёрстной и по национальному составу (на борту было восемь китайцев-кочегаров и два японца-пассажира), и по политическим взглядам. Значительная часть матросов и кочегаров сочувствовали большевикам и после переворота в Архангельске на пароходе организовали судовой совет. Однако советская власть своей телеграммой подтвердила полномочия капитана и запретила органы самоуправления на борту.

Просматривалась и ещё одна параллель со «Святой Анной»: на «Соловье», как и на «Святой Анне», возник конфликт между двумя офицерами (Рекстином и Ануфриевым). Ануфриев был намного опытнее капитана[188] и считал, что бестолковое руководство последнего привело судно к краю гибели. Ануфриев решил идти пешком по дрейфующим льдам. 10 мая он с двумя товарищами покинул судно, отправившись к Югорскому Шару, до которого было около 170 миль. С собой они взяли парусную лодку весом около 350 кг, поставив её на полозья.