чем он сам. — Она сильная.

Дроу недоверчиво хмыкнул.

— Тогда я посмотрю, если вы не против.

— Против, — буркнула я, только разве меня кто-нибудь слушал.

— Пошла! — скомандовал дроу.

Я смерила его хмурым взглядом и не двинулась с места.

Куратор удивлённо на меня посмотрел.

Я мстительно улыбнулась.

— Начинай, Таня, — Брей отчётливо хмыкнул в кулак.

— Да, дорогой, — я скромно потупила глазки, всем своим видом изображая невинную овечку. Мне конечно не поверили, но эффект был достигнут.

Ректор заулыбался во все свои тридцать два зуба, а дроу заскрипел своими зубами от явного пренебрежения. Ну, а что он хотел? Мы не на уроке, чтобы я его слушалась. А вне уроков он мне совсем не нравился. Такой высокомерный и вредный, что просто жуть.

Я бодро полезла наверх по лестнице. По сильно качающейся и шатающейся лестнице. Брейдон меня натренировал со своими прыжками до того, что я уже не особо боялась этой высоты. Но что самое важное — я начала доверять ему самому — тому, что он меня поймает во что бы то ни стало.

Так что лестницу прошла неплохо. Перелезла на бревно.

— Иди, Таня! — ободряюще крикнул мне снизу мужчина.

— Иди… — передразнила я его. — Сам бы пошёл. Я на этом бревне буду идти, как пьяная чайка. Нет уж! Лучше позорно, но зато успешно.

Я уселась на бревно, свесив ноги с двух сторон, а-ля наездница, и помогая себе руками, не меняя положения, поползла вперёд прямо на пятой точке.

Внизу послышался ржач. Что-то мне подсказывало, что сейчас мужчины были солидарны друг с другом и теперь оба ухахатывались с меня.

— Грейс! — услышала я голос куратора. — А ничего, что надо ногами будет на зачёте по бревну пройти?

— Ногами… А я и так… Ногами. Точнее, тем местом, откуда они растут, — снизу послышался очередной приступ хохота. Решила напомнить для забывчивых — свесилась вниз и прокричала: — Я вообще-то не как вы — всего ничего занимаюсь. Мне такой спортсменной, как некоторые, вообще никогда не стать, так что нечего требовать невозможного.

— Спортсменной? — кажется, дроу был рад, что остался — я явно поднимала ему настроение. — Ну да, ну да. Грейс, не льсти себе. Даже если будешь заниматься сотню лет, ты всё равно не станешь хоть немного менее неповоротливой.

Я презрительно прищурилась.

— Никуся… Стукни его.

Не успел дроу спросить, кто такой Никуся, как ему прилетело от начальства по макушке. Дракон реагировал на меня мгновенно.

— Эй! Ты чего!?

Брейдон тут же вернул себе контроль и осуждающе на меня посмотрел. Я лишь невинно улыбнулась. Так что пришлось ему отдуваться самому.

— Прости, друг. Рука дёрнулась.

Глава 31. Дела сердечные. Или помощь другу

Дроу с подозрением посмотрел на Никса, но решил ничего не говорить. Только кинул на меня задумчивый взгляд.

Дальше я должна была перелезать на канатную дорогу, но за Брейдоном примчалась фея с каким-то супер важным поручением, так что тренировку пришлось отложить. Он, конечно, предлагал, чтобы я осталась на попечении магистра Тэя. Но мы с дроу дружно отказались от подобной участи — мы не настолько близки. Так что у меня появился незапланированный выходной, который я решила потратить с пользой. А для этого пошла в самое важное помещение академии — столовую.

В это время здесь практически никого не было. Я с удовольствием заняла столик поближе к столу раздачи, чтобы была возможность поболтать с поварихами.

— Ох, Танюша, — дородная гномиха подкладывала мне в тарелку побольше мясной подливки на кучку картофельного пюре. — Хорошая ты девчонка! Не зря ректор наш влюбился.

— Скажете вы тоже, тётя Глаша! — я довольно отправила в рот очередную порцию пюре. — Неужто так заметно?

— Как же не заметно, девчонка? — всплеснула она руками. — Он же прямо светится весь. И пирожки у нас постоянно заказывает. Так и говорит: "Мясные, как Татьяна любит". Я уж сколько раз ему их пекла!

У меня на лицо выползла счастливая придурковатая улыбка. Вроде и так знаю, что у нас любовь-морковь, но слушать, как другие об этом говорят и замечают — безумно приятно.

— Таня! — раздался окрик с конца столовой.

Таня в школе только одна, поэтому я живенько развернулась и подняла руку.

— Туточки я.

Около входа стоял целитель-второкурсник Томми и, подслеповато щурясь, искал меня взглядом. Сегодня он был без своих огромных очков, и, если бы не огненно-рыжие кудряшки, я бы его ни за что не узнала.

Вот почему все рыжие, что мне когда-либо попадались — кудрявые? Загадка века!

И пока эта загадка пробиралась ко мне, натыкаясь на все столы подряд на своём пути, потому что он их просто-напросто не видел, я даже боялась опустить руку — потеряет меня из виду и всё..

Наконец, это чудо оказалось рядом.

— Чего тебе, сын своей матери? — я с любопытством оглядела бывшего подельника.

После истории с мнимым кладом, оказавшимся канализацией, мы так толком и не говорили. Томми- Себастьян меня немного сторонился, только изредка здороваясь в столовой, а я и не навязывалась — насильно мил не будешь.

Томми только открыл рот, чтобы что-то сказать, но мой вопрос выбил его из колеи, и он непонимающе похлопал близорукими глазами.

— Что? Хотя… Ладно, не важно! — прервал он сам себя. — Я поговорить с тобой хотел.

— Так не разговаривают, — покачала я головой. — Тётя Глаша, можно накормить этого несчастного? А то, неровен час, ветром сдует.

Гномиха добродушно усмехнулась и щедро наложила порцию пюре второкурснику.

— Да я и не хочу… — начал было Томми.

— Ешь, — пригрозила я, — а то девчонки любить не будут. Чтобы понравиться девкам, нужно иметь красивую задницу, а не доску гладильную.

Целитель покрылся красными пятнами и закашлялся.

— Таня! Ты что говоришь такое!? — он в ужасе прикрыл рот ладошкой.

Я только хмыкнула. Ну а что? Вот он — будущий врач, а части тела до сих пор не выучил. Стесняется, как девица на выданье. Я конечно, понимаю, что тут подобные органы становятся неназываемыми, но жить, боясь лишнее слово вякнуть — не по мне.

— Ешь, ешь, — поддержала меня тётя Глаша. — Правильно Танюшка говорит — девушкам нужно за что-то подержаться. А то тощенький, как тростиночка.

Если я думала, что видела предельно яркий красный цвет на лице парня — я ошибалась. Сейчас у него покраснели даже уши, явив миру стопроцентный свекольный оттенок. Но уговоры подействовали, он взял вилку и начал уплетать картошку. Разве что за ушами не трещало. Видимо, на больное место наступили.

— Вот теперь можешь и говорить, чего хотел, — великодушно предложила я, когда