– Поверили родословной, – проворчал старший конюх, высунувшийся откуда-то сбоку, – никто совладать не может. Замучились. Продать его надо от греха подальше.

– Мальчишка-то справился, – хмуро заметил господин Рад.

– Нет-нет, продавать мы его не будем, – улыбнулся господин Стрепет, – особенно теперь, когда объявился такой прекрасный хозяин. Что ж, Оберон, отныне он твой.

– Че?!

– Не говори «че!» – тяжко вздохнул Хортов родственник, – следует говорить: «Простите, я вас не совсем понял».

– Не, я понял. Выходит, я могу его брать, когда захочу?!

– Не совсем так. Этот конь твой. Можешь ездить на нем, забрать его отсюда, продать, подарить.

– Хоть с кашей его ешь, – буркнул господин Рад.

Обр открыл рот, потом закрыл, потом уставился на хозяина замка, пытаясь понять, издевается он или просто пьян. Последыш Хортов точно знал, сколько стоит такой конь. За эту широкую грудь, сильные ноги, неутомимое сердце, за это изящество и богатырскую мощь можно было отдать полцарства. Как в сказке. О таком можно мечтать, видеть во сне, пытаться украсть, чтобы продать королю или князю, но иметь – никогда.

– Ну-ну, – снисходительно молвил заметно подобревший господин Стрепет. – Я давно желал сделать тебе подарок, вот только не знал, что тебя порадует. А тут такой прекрасный случай.

– Ох, – сказал Обр, – прах гнилой!..

– Немного грубо, ты не находишь? Впрочем, я склонен рассматривать это как выражение благодарности.

– Как его зовут?

– Змей. Помнится мне, от Зари и знаменитого Меченосца. Покойной ночи! Завтра не забудь подняться ко мне. Занятия прерывать не следует.

Хорт ошалело кивнул.

– Змей…

– Аспид. Гад ползучий, тварь подколодная, – проворчал конюх.

Услышав про ползучего гада, Змей заволновался. Он устал, а эти сейчас опять куда-нибудь потащат. Да ни за что!

– Змеище… – Обр медленно приблизился, дотянулся, обнял за шею, зарылся лицом в жесткую гриву. Конь фыркнул, покосился на жалких людишек. Уходите, а то хуже будет! Теперь у него есть вожак. Вожак его в обиду не даст. Хлебом от него пахнет. Змей дохнул вожаку в ухо. Вожак засмеялся и сунул ему зажатый в кулаке кусок пирога.

– Я не спрашиваю, зачем он вам. Это не мое дело.

– Безусловно, не твое, Рад.

– В родство я не верю.

– Напрасно. Оно существует.

– Но… Кхм… Короче, отдайте его мне.

– Прости, что значит «отдайте»? Он не кукла, не раб, не домашний скот.

– Не кукла, это уж точно. Как он с этим конем, а?! А как удар держит! Молодой дури будто и нет совсем. Крови не боится – ни своей, ни чужой, – но и на рожон никогда не лезет. Ленив, конечно. Работать не любит.

Вы приказали ни к чему не принуждать. Только потому я его своеволие и терплю.

– Я по-прежнему не понимаю, зачем он тебе. Для услуг он не годится.

– Наплевать. Для услуг годится любой болван. Но я… э… не молодею. Все, что я знаю, умрет со мной. Мне нужен ученик, оруженосец, мальчик для битья… Называйте, как хотите. Мне нужна власть над ним, которая позволит заняться им серьезно, и года через три вы получите лучшего телохранителя по эту сторону гор.

– Приятная перспектива. К несчастью, друг мой, у мальчика иное будущее. Своя миссия, так сказать. Высокое предназначение.

* * *

«И вот с помощью колдовства Эфреи – а были они великие ворлоки – среди лета заморозили озеро так, что стало оно твердым, как камень, и ворвались на остров, и перебили всех до последнего человека. Так отплатил дом Эфреев своим врагам, и закончилась эта распря, длившаяся два века».

– Тьфу! – плюнул Обр, в сердцах отшвырнув книгу.

– Тебя не устраивает идея справедливого возмездия? – сухо поинтересовался господин Стрепет, не поднимая глаз от своих записей.

– Если б все можно было решить с помощью колдовства! – сердито отозвался Хорт со своего любимого подоконника, на котором обычно предавался чтению. – Сделал куклу, воткнул в нее иголку, покапал воском – и все. Враг мертв, справедливость торжествует.

– Мда, я бы сказал, что воткнуть кинжал в живую грудь – способ более надежный. Так сказать, проверенный.

– Угу, еще бы! – искренне согласился Обр.

– Правда, придется набраться терпения, все время быть наготове, хладнокровно ждать удобного случая и, наконец встретив врага лицом к лицу, нанести удар. Впрочем, случаю можно немного помочь.

Оберон кивнул. Умный этот господин Стрепет. Все понимает.

– Что ж, если тебе наскучило чтение, поговорим немного об истории княжества.

Хорт покосился на дверь. Ему надо было в город. Деньги для Нюськи он вторые сутки таскал на себе, ожидая того самого удобного случая, но господин Стрепет решил взяться за него всерьез, да и господин Рад не давал спуску. Незаметно смыться не удавалось.

– Это будет не так скучно, как ты думаешь, – утешил умный и понимающий господин Стрепет, – мы будем вспоминать историю твоего рода. Итак, триста лет назад Сигурд Оберон Свенельд Хорт прибыл из-за гор с малым отрядом, чтобы…

Историю Хортов Обр знал с раннего детства. Дед позаботился. Так что вначале он особо не вслушивался, соображая, как бы все-таки поскорее вырваться в город. Но почтительное внимание изображал. За такого коня он перед этим Стрепетом на всю жизнь в долгу. Правда, от нее немного осталось.

– Итак, многие годы Усолье в руках Хортов было западным щитом против свеев, исконных врагов княжества. Правда, гордые Хорты никогда не платили дани, но заключили военный союз и слову были верны.

Обр слыхал, что, бывало, чего уж там, заключали союз и со свеями. Дед-то женился на свейской княжне. Но в устах господина Стрепета все выглядело красивей и правильней.

– Однако верность вознаграждается плохо, – продолжал господин Стрепет, – завеличские свей слабели, проиграли несколько морских сражений, осажденное с моря Завеличье сдалось на милость отца нашего князя. И вот тогда Усолье стало мешать. Из щита оно превратилось в лакомый кусок чужой земли, зажатый меж княжеских владений. Впрочем, отец нынешнего князя был склонен соблюдать старые договоры. А вот его сын считал иначе.

Стиснув зубы, Оберон Александр слушал историю предательства и поражения. Так вот отчего они нищали, за годом год тратя на войну последнее. Вот отчего война не прекращалась, сколько он себя помнил. Князь не просто сожрал Усолье. Он предал и прикончил союзника, верно служившего столько лет.

Обр думал, что уже не может ненавидеть сильнее. Оказывается, он просто не знал, что такое настоящая ненависть.

После трапезы на ристалище он яростно, как попало рубил деревянного болвана. Ненависть клубилась в нем, как черный дым, застилала глаза, обжигала сердце. Болван качался на цепи, деревянный палаш свистел в воздухе и наконец, хрястнув, расслоился, обратился в длинные щепки. Но Хорт не останавливался. Просто не мог.