– Говорил я, не бери эту тварь! – орал старший конюх, не покидая безопасной позиции за углом конюшни. – Только корм переводим! Давно пора пристрелить заразу.

Змей рванулся в его сторону, и выглядывавшие из-за угла конюхи благоразумно скрылись. Валериан, не в силах подняться, съежился, прикрыл голову руками, чтобы хоть так защититься от разящих копыт.

Жеребец торжествующе заржал – и вдруг услышал в ответ яростное злобное ржание.

«Прочь с моей дороги, прочь от моего табуна! Я старше! Я сильнее! Я господин!»

Змей грохнулся на все четыре, озираясь в полном недоумении. Давно, очень давно, с глупых жеребячьих лет ему не доводилось слышать ничего подобного. Где он, где соперник, рискнувший пойти против вожака?

Соперников не было. Да и откуда им взяться в этой каменной клетке? Зато посреди двора стоял человек. Без кнута, без палки, без железных колючек на ногах.

Конь фыркнул и двинулся к нему особым коварным скоком, норовя зайти сбоку и получше рассмотреть эту жалкую фигуру.

И тут человек поймал его взгляд.

– Ну? – спросил он жестко.

Змей снова фыркнул, что в переводе с лошадиного означало, должно быть, нахальное «баранки гну!», но уже не мог отвести глаза. Боком, боком, точно его тянули на веревке, он приблизился еще на несколько шагов, принюхался, вытянув длинную породистую морду. Отскочил с независимым видом, но снова вернулся.

Да, этот был вожаком. Больше, чем вожаком. Он был запретной волей, лихим ветром, безумным бегом по весенней земле. Он был прекрасен и страшен. Страшен, как сама смерть, как ночная волчья чаща, куда ни один разумный конь не сунется ни за какие коврижки.

Змей разумным не был и, выгнув шею, мрачно глядя из-под длинной спутанной челки, приблизился еще на шаг.

– Ко мне! – приказал вожак. – Ко мне, гад ползучий!

Слова «ползучий гад» конь слышал так часто, что считал их своим настоящим именем. Он приблизился еще на шаг, но прижал уши и глядел по-прежнему злобно. Глаза вожака, безжалостные, властные, требовали полной покорности и в случае неповиновения обещали только смерть.

Обр шагнул вперед, протянул руку, коснулся темного лба с жесткими завитками шерсти. Змей дрогнул всей шкурой и покорно склонил голову.

* * *

Вот так-то лучше. Но какой конь! Лошадей в Укрывище было множество, но такую красоту Оберон видел впервые. Постоять рядом с таким – и то счастье. Не успев ни о чем подумать, он вцепился в черную гриву и вмиг оказался на гладкой горячей спине. Змей взбрыкнул было, но Хорта со спины можно было сшибить только ударом копья или выстрелом в упор. Подобрав поводья, он бешеным галопом промчался по двору и ловко направил коня под надвратную башню, благо решетка была уже поднята. Грохот заполнил короткий коридор, тяжелые створки ворот послушно распахнулись.

Свобода!

С радостным ржанием Змей рванул без дороги, по кустам и кочкам, по голым пожням[42], по пустым перелескам, усыпанным ржавой листвой.

В клочья мелкий дождь, в клочья скользкий туман, в грязь, под копыта чужую волю!

Пешка медленно таяла, как тает утреннее облако в жаркий день, обращалась в легкий туман, который вытягивало за границы клетки.

– Какого рожна ему еще надо?! – рявкнул Повелитель и с размаху саданул кулаком по краю доски, чего не следовало делать ни в коем случае. Последствия могли быть самые ужасные, но сейчас он об этом не думал.

Когда конь и всадник умаялись, что случилось не скоро, оба наконец призадумались, куда это, собственно, их занесло.

«Куда теперь?» – подумал Змей, замедляя бег.

«Да кто ж его знает?» – подумал Оберон. Где они находятся и что теперь делать, он понятия не имел. Сбегать из замка, где все шло именно так, как ему нужно, он не собирался. А выходило, что сбежал. Да еще и коня украл. Хорошего коня, наверняка дорогого.

Обр соскочил на землю, надрал сухой травы, больно резавшей руки, как смог обтер, очистил вспотевшего красавца, поводил немного, потом позволил напиться в ближайшем болотце.

Горы скрылись в тумане. Кругом тянулись холмистые поля в серых пятнах гранитных валунов, редкие сосновые рощи, жидкие перелески. В низине вилась какая-то речушка, за ней, на другом берегу, огромное болото с торчащими стволами мертвых берез. Дичь, глушь, осенний холод.

И, как назло, опять ни плаща, ни теплой одежды, ни кремня с кресалом. Из имущества только нож да конь, да и тот неоседланный. Поразмыслив, Хорт снова взобрался на широкую потную спину. Надо как-то выбираться.

Змей почуял растерянность вожака и принял решение самостоятельно. Носиться по мокрым кустам и корявым кочкам ему уже наскучило.

Через полчаса Обр с облегчением увидел широкую дорогу. Змей, решив, что сделал все, что мог, принялся бродить по ней, с удовольствием пощипывая травку, которая на обочине оставалась почему-то еще зеленой.

– Ну, ты даешь! – проворчал вожак. – Благородный скакун, а ведешь себя как простая кляча.

Но травка была вкусной, а ворчание Змей хладнокровно пропустил мимо ушей.

Хорт не стал его понукать, лишь развернул мордой вдоль дороги и намекнул, что можно жевать и идти одновременно. Колея была наезженная и оттого грязная. «Доберусь до первого жилья, а там видно будет», – рассудил Обр. Дорога стекала вниз, медленно извиваясь меж распаханных под озимые полей.

Камней-то сколько, прямо как в Усолье. Круглые голыши размером с кулак, а то и с детскую голову «всплывали» на полях после каждой вспашки – хоть выбирай, хоть не выбирай.

Жилья дожидаться не пришлось. Навстречу из-за поворота выползла фигура в войлочной шляпе с обвислыми полями и обляпанном грязью дерюжном плаще. За фигурой тянулся кнут, хотя никакой скотины поблизости видно не было.

– Эй! – крикнул Хорт, одновременно пресекая попытку Змея толкнуть могучей грудью мирного поселянина. – Это куда дорога?

– Смотря в какую сторону, – справедливо заметил унылый, как осенний туман, парень лет семнадцати, с опаской высунув нос из-под полей шляпы.

– В ту, – наугад ткнул пальцем Обр.

– В ту – господский замок. Гнилой Кут.

– Че, прямо так и называется? – поразился Хорт.

– Не, это по-нашему, по-деревенски. По-ихнему зовется Твердыня Туманов, во как.

– А господина как зовут?

– Ну, господин Стрепет.

– Добрый господин?

– Ничего, не обижает. Только колдун он.

– Откуда знаешь?