Зато мяса поел вволю. Правда, какой-то дурак испортил вкус терпкими, кисло-сладкими приправами. Вместо каши подали тушеные овощи, хлеб нарезали тонкими кусочками, а нарядные холопы все время маячили за спиной. Хорт не любил, когда сзади кто-то топчется. Оглянуться не успеешь, как получишь нож в спину или по голове чем-нибудь тяжелым.

Наконец трапеза благополучно закончилась. Обр не то чтоб до конца насытился, но и глупостей никаких не наделал. Молодцы в шикарных камзолах отряхнули от крошек расчесанные усы и стриженые бородки, деликатно вытерли руки поданными полотенцами и потянулись прочь из зала. Оберон подумал и двинул за ними. Надо бы осмотреться тут да проверить, правда ли, что за ворота выпустят по первому требованию.

Где выход, он представлял довольно смутно. Прошел по полутемному коридору, свернул на какую-то лестницу, которая вроде бы вела вниз, и тут его прижали к стене и крепко сдавили горло. Захват был хорош, не дернешься.

– Запомни, ты, пащенок, – прошипел нависший над ним Рад, – будь ты хоть внук господина, хоть его двоюродная бабушка, насмешки над собой строить я не позволю!

– Какие насмешки? – искренне удивился Хорт.

– Напомнить? Ты чего щас за трапезой вытворял?

– Учился, – честно прошептал Оберон. Воздух в легких у него почти закончился, и перед глазами мелькали красные точки.

– Чего?! – Рад так изумился, что разжал руки и даже отступил на шаг. – Чему это ты учился?

– Манерам, – серьезно объяснил Обр, потирая шею, – как есть, как сидеть, как ложку держать.

– Хм. Умный, что ли?

– Ну, не совсем дурак. Там вон какие фазаны сидели. А меня благородным манерам не учил никто.

– Что, так обнищали, что даже дядьку нанять денег не было?

– Был у меня дядька, – обиделся за Маркушку Оберон, – только насчет манер он… это… не очень.

– Из бывших солдат, что ли? – догадался Рад.

– Вроде того.

– Так чему ж он тебя учил?

– Грамоте, счету. Ну и это, драться.

– Научил?

– Угу. Еще бы!

– Тогда пошли.

– Куда?

– Увидишь.

Долго спускались по лестнице, которая извивалась как-то особенно хитроумно, но в конце концов вышли на волю, на широкий двор. Обр поморщился. Воля оказалась сплошным обманом. Хорошо утоптанный квадрат двора со всех сторон окружали стены. Высокие, гладкие, не перелезть.

Во дворе оказалось полно народу. Тут толпились все бывшие сотрапезники и еще кое-кто, кого Хорт прежде не видел. Камзольчики свои они поснимали, остались, невзирая на холод, в одних рубахах. Все при оружии. У кого палаши, у кого сабли. Двое дрались, картинно отставив свободные руки, прочие болтали, собравшись кучками, или просто слонялись без дела. При свете видно было, что все они немногим постарше Обра, у некоторых еще и борода не росла. Зато прически у всех на диво, одна другой чуднее. Может, и вправду парики носят.

– Та-ак, – сказал Рад, – бездельники! Ты вот что, погуляй пока, игрушку себе какую-нибудь найди. Тобой я позже займусь.

Хорт кивнул. Ему было все равно.

Пока Рад орал на своих подопечных, выстраивал их парами, толковал про правильную позицию ног и постановку дыхания, он побрел осторожненько, вдоль стены, чтоб не подвернуться кому-нибудь под руку, и скоро наткнулся на длинный сарай, в котором на самом деле нашлось много игрушек. Обр потянул было из длинной стойки синевато-блестящий палаш[38], один из многих, стойка качнулась, другие обнаженные орудия убийства звякнули, и он толкнул приглянувшееся оружие на место, от греха подальше. Вытащил из соседней стойки другой палаш, деревянный, побитый и иззубренный в учебных схватках, принял позу, махнул пару раз, сунул на место. Не умеешь – не берись. Покосился на составленные в углу пики для конного боя, заметил парочку прислоненных к стене рогатин, провел пальцем по лезвию бердыша[39].

На крюках, вбитых в стену, вперемешку с красивой конской упряжью висели длинные ножи и кинжалы в ножнах. Один Хорту очень понравился. Короткий трехгранный стилет с желобками для стока крови на каждой грани. Хорошая вещь! В сапог можно спрятать или в рукаве скрыть, а убьет не хуже большого. Прикинул, можно ли его как-нибудь присвоить, и решил повременить. Вещь на виду. Сразу заметят и на чужого подумают. А кто тут у нас чужой? Оберон Хорт, конечно. Чужой всегда и везде.

От мрачных мыслей его отвлекла новая игрушка. Метательные ножи. Целая дюжина на прочной кожаной перевязи. Гладкие, тускло блестящие в своих гнездах, как рыбы в ячейках сети.

Нюська боевой нож берет двумя пальчиками, как тухлую рыбку. Но про это думать нельзя. И вообще, при чем тут рыба?!

Перекинув перевязь через плечо, Обр выскользнул во двор, заполненный топотом, криками и звоном клинков. Поискал глазами, во что бы всю эту блестящую красоту покидать. В дальнем углу топорщились прутья для рубки, соломенные куклы в полный рост и поодаль три деревянных болвана, подвешенных за шею на ржавых цепях. Чурбак вместо головы, бревно потолще вместо туловища. И то и другое в многочисленных следах ударов и порезов. Ага, то что надо.

Уворачиваясь от разошедшихся бойцов, Хорт пробрался туда, стал напротив, нежно вытащил первый нож, прикинул на руке. Да, это вещь! Пальцы сами сомкнулись в метательный захват. Стало быть, трое. Князь, Семерик и тот капрал из Малых Солей. Или этот, здешний. Все они одинаковы. А ножей у нас как раз двенадцать. О-о-очень хорошо!

В левый глаз, в правый глаз, в горло, в живот. В левый глаз, в правый глаз, в горло, в живот. Ножи втыкались в старое дерево почти без звона, будто в живое тело. Поразив всех врагов, Обр любовно выдернул гладкие лезвия и повторил все сначала. А потом еще разок. Но на этот раз все прошло не так гладко. На девятом броске он почувствовал, что за спиной кто-то пыхтит. Глянул через плечо, и рука дрогнула. Сзади столпились все, кто был во дворе, во главе с господином Радом.

Смотрите? Ну что ж, смотрите. Перед этим он кидал лениво, в свое удовольствие, но последние четыре ножа выпустил из рук как в настоящем бою. Очень быстро, почти не глядя. Удовлетворенно кивнул, оттого что все вошли точно, и двинулся было собирать, но Рад придержал его за плечо.

– Вот, – сказал он назидательно, – все видели? Кто-нибудь может это повторить?

Хорт поглядел на дело своих рук. Все ножи торчали на местах, вытянувшись тремя совершенно ровными рядами. В левый глаз, в правый глаз, в горло, в живот. Деревянные болваны слегка покачивались. Обр поморщился. Девятый все-таки не на месте. Маркушка такого бы не спустил, тем более что и цели пустяковые. Достойной целью Маркушка считал доску не шире ладони или толстый ивовый прут, да чтоб кидать в них шагов с тридцати, да быстро, не целясь.