Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Приведи лекаря, — сказал Энцо, а Элара всё никак не могла выпутаться из своих мучительных мыслей.
Энцо начал гладить её по спине медленными успокаивающими движениями. Она тряслась с головы до ног, а отголоски её кошмаров продолжали царапать её сознание.
— Элара, посмотри на меня. Посмотри на меня.
Её тело начали сотрясать мучительные спазмы, и тогда тёплые руки обхватили её лицо и заставили посмотреть наверх.
Она услышала, как в комнату ворвалась женщина-лекарь, звеня бутылками.
— Уверены? — проговорил тёплый голос.
А затем ей на язык накапали несколько сладких капель, и она снова погрузилась в темноту, почти не обращая внимания на руки, которые подняли её.
***
Проходили дни, Элара то теряла сознание, то приходила в себя и утопала в боли. Обычно её мысли были пусты, но перед пробуждением в её голове возникало одно и то же воспоминание, которое заново вскрывало её ментальные раны, заставляя её кричать. И каждый раз она чувствовала, как тёплые руки обнимают её, а также слышала тихие слова и добрый голос лекаря, после чего ей давали какой-то сладкий эликсир.
Когда она приходила в ясное сознание, она едва ли что-то чувствовала. Вместо этого её окутывали тени, и тогда её кормили супом и подносили воду к её потрескавшимся губам. А затем было нежное прикосновение и снова темнота. Так продолжалось несколько недель после её спасения, но всё изменилось однажды ночью.
Она, как всегда, проснулась в панике и мокрая от пота. Начав дико озираться, она заметила, что Энцо проснулся. Его волосы были растрёпаны, так как он спал на стуле, подперев голову рукой. Он подошёл к ней, как и в предыдущие ночи, а затем вошла женщина-лекарь. Элара равнодушно отметила, что в его глазах что-то изменилось. Он подошёл к лекарю, и начался напряжённый разговор. Она услышала взволнованный тон лекаря, который проник в её сознание сквозь паутину кошмаров.
— Придётся… подавить её сознание.
— Хватит… накачивать её… лекарствами, — почти зарычал Энцо.
— Я служу королю.
А затем — напряженная тишина.
— Тогда отдай их мне… силой открывать ей рот, точно она какое-то, мать его, животное.
Элара почувствовала, как нежные руки взяли её за подбородок, и чей-то большой палец прошёлся по её щеке.
— Открой рот, Элара.
Она подчинилась, почувствовала каплю на языке и услышала, как тихо закрылась дверь.
Энцо аккуратно поднял её и повёл по комнате к открытым дверям, ведущим на террасу. Он сел вместе с ней на диван, усадив Элару себе на колено, и завернул их обоих в одеяло.
— Тебе нужен свежий воздух, — сказал он глухо.
Она молча посмотрела на него, всё ещё пребывая в тумане.
— Прости, — вздохнул он, гладя её по волосам. — Я просто не могу смотреть на тебя, когда тебе так больно. А они только и делают, что накачивают тебя сонным зельем.
Звуки и всё вокруг казалось ей таким далёким. Лекарство потекло по её телу, и Эларе стало очень тепло и приятно. Она попыталась сосредоточиться на его словах, но, в итоге, сдалась, прильнула к его груди и стала слушать мерное биение его сердца. Как вдруг раздался стук в дверь, от которого она подпрыгнула. В дверях показалась чья-то голова. Это была Мерисса, которая посмотрела на них сонными обеспокоенными глазами.
— Она в порядке? — прошептала Мерисса, заходя на веранду.
Если она и заметила их интимную позу, то ничего не сказала.
— Всего лишь кошмар, — проговорил Энцо. — Не могла бы ты принести нам чай с ромашкой, Мерисса?
Она кивнула.
— Конечно.
Элара проигнорировала её, так как в данный момент её сознание отчаянно пыталось закрыть дверь, за которой вопили кошмары, пытавшиеся прорваться к ней. В моменты таких сражений она не видела ничего вокруг, а её глаза становились пустыми. А затем темнота побеждала, захлопнув дверь.
Она моргнула и сдвинулась, чтобы посмотреть на Энцо. Он гладил её по волосам, убаюкивая.
— Тебе надо очнуться. Начать чувствовать. Тебе нельзя оставаться в ловушке этого, — он обвёл рукой пространство вокруг неё, — тумана.
— Кошмары, — тихо сказала она.
Это было первое слово, которое она произнесла за последние пару недель.
— Просто темнота, а затем я всегда просыпаюсь из-за кошмаров.
— Ты хочешь об этом поговорить?
Она нахмурилась и покачала головой. Её мысли тут же улетучились, точно грозовые облака, которые прогнал ветер. Она была не в силах удерживать свои воспоминания
— Проговаривание помогает, — сказал он, откашлявшись. — Когда у меня бывают кошмары, я выхожу на балкон и проговариваю их вслух.
Он тихонько рассмеялся.
— Знаю, я похож на сумасшедшего. Но мне всегда казалось, что где-то там кто-то слышит меня. И я рассказывал ему обо всех своих страхах и боли до тех пор, пока они не покидали моё тело.
— Я забыла, что у тебя они тоже бывают, — тихо сказала она.
Он улыбнулся ей кривоватой улыбкой.
— О, принцесса, ты не знаешь и половины.
— Расскажи мне.
Он с опаской посмотрел на неё.
— Я не хочу ещё больше тебя расстраивать.
В её сознании, среди кромешной тьмы, зажглась крошечная вспышка надежды.
— Ты меня не расстроишь. Мне это поможет.
Он вздохнул и ещё крепче сжал её, а затем посмотрел на небо.
— В качестве оплаты Канции я должен был показать ей источник своей самой страшной боли. Мой отец… жестокий человек. Его нельзя назвать нормальным отцом.
Энцо сухо рассмеялся.
— В детстве, когда я видел, как Лео, или Изра, или кто-то из моих друзей веселятся как обычные дети, я всегда задавался вопросом, заслуживаю ли я этого.
Между ними растянулась долгая тишина, так как Энцо потерялся в своих мыслях.
— Заслуживаешь чего? — тихо спросила Элара.
Слушая его, она пыталась сосредоточиться хоть на чем-то в этом море пустоты. Она терпеливо подождала, пока он подберёт слова. Глубоко вздохнув, Энцо наконец ответил.
— Мой отец издевался надо мной так, что это заставило бы разрыдаться даже мёртвого. Думаю, что он винил меня в смерти матери. Я был обузой для него. Вечно кричащим ребенком, за которым было некому присмотреть. Он возненавидел меня в тот самый момент, когда я родился. И когда он узнал, что я обладаю всеми Тремя дарами, это стало моим проклятием, а не благословением. Начались бесконечные часы тренировок. И в возрасте пяти лет, когда я едва ли мог воспроизвести даже вспышку, он хлестал меня своим Светом. Бил меня до тех пор, пока мне не удавалось воссоздать хоть немного света на кончиках пальцев. И тогда боль отступала. Когда