Позади меня раздался резкий звук. Я обернулась и увидела, как одна из статуй в саду поднимается с земли. Это было подобие жирафа: громадное довлеющее чудовище на тонких бугристых ногах. Каждый его шаг сотрясал землю, словно гром. Вдоль позвоночника тянулся ряд толстых шипов. Безобразная восьмиглазая морда была вытянута, как у крокодила. Чудовище осмотрело сад с ужасающей дотошностью и сообразительностью, и, когда его взгляд остановился на мне, захотелось провалиться в небытие. Я наблюдала, как разжимается его пасть, словно оно готовилось сожрать меня целиком. Не в силах бежать, не в силах двигаться, я закрыла глаза, моля о мгновенной смерти. Но ничего не происходило. Когда я открыла глаза, статуя вернулась на место, снова обратившись в камень.

– Это просто яды, – приободрила я себя и снова вдохнула испарения лавра.

С деревьев, капая прямо на меня, полилась пурпурная кровь. Я чувствовала, как горячая жидкость пропитывает кожу, отравляя.

– Я не хочу здесь больше оставаться, – прошептала я, заметив, как начал закипать пруд, таящий в себе невидимых чудовищ.

Странный гул разнесся по поляне, и я готова была поклясться, что воздух вокруг превратился в волны. Я упала на землю, не в силах сдержать безумную дрожь. Вдруг стало невыносимо холодно. Вокруг меня завертелся вихрь мельчайших частиц льда. Мимо проносились снежные лица, перекошенные от ярости. Деревья тянули ко мне ветви, словно утопающие, в последний раз вскидывающие руки в попытке спастись. Я прижала колени к груди, стараясь съежиться и стать как можно меньше и незаметнее. Завывания ветра прекратились, но деревья все еще исступленно колыхались.

И тут я услышала еще один звук. Шаги за спиной. Мягкие, как шорох шелка. Кто-то, тихо ступая, шел ко мне по траве. Я зажмурилась. Если это был мой конец, то я не хотела видеть его. Прохладные пальцы коснулись моей щеки, и я услышала нежные слова:

– Иди-ка сюда, малышка моя.

Голос был таким же знакомым, как и прикосновение рук, вдруг подхвативших и обнявших меня. Она погладила меня по волосам давно омертвевшими пальцами; я издала бессвязный радостный вопль и тут же разрыдалась, обхватив руками призрачную фигуру Эулалии.

38

– Ты не настоящая. Этого просто не может быть, – сказала я, уткнувшись носом в ее ночные одежды. Эулалия погибла поздней ночью, упав с обрыва на Хаймуре и разбившись об утес.

Она выглядела как призрак с мягкими очертаниями и слабым внутренним свечением, почти прозрачный и странно мерцающий, словно животное, пытающееся замаскироваться в освещенном луной лесу при приближении хищника.

– Я настолько настоящая, насколько тебе нужно, – ответила она и крепче обняла меня.

Сердце сжалось от невыносимой печали.

– Эулалия не призрак, – возразила я. – Она давно обрела покой в море.

Она обхватила мое лицо ладонями, покрытыми странными пятнами, и мгновенно заставила меня замолчать.

– При жизни я всегда стремилась к свободе. Смерть ничего не изменила.

Она беспечно улыбнулась, и у меня перехватило дыхание. Я забыла, какой красивой она была. На кромке сознания замаячили обрывки воспоминаний, но тут же ускользнули, прежде чем я успела ухватиться за них.

– Маленькая моя сестричка, – проворковала она, поцеловав меня в макушку. – Как же ты попала в такую передрягу?

Мне было так приятно от ее объятий и утешений! Я и не подозревала, насколько подавленной и слабой стала в последнее время, пока сестра не обняла меня. Я крепче прижалась к ней, уткнулась лбом ей в шею, как делала при ее жизни, когда была совсем маленькой. Воспоминания об этом ощущении всколыхнулись как волна и почти унесли меня в прошлое. Я знала эти ощущения. Я уже делала это раньше и помнила… Почти.

– Почему я не могу вспомнить тебя? Почему я не могу вспомнить тот год? – Я прикусила губу. – Почему только я вижу все это?

Она издала долгий спокойный вздох, напомнивший мне нежный всплеск морской пены, достигающей берега.

– Тогда много чего произошло. В основном нехорошего.

– Расскажи мне, – настаивала я. – Пожалуйста.

Она накрутила на палец один из локонов, тщательно обдумывая свои слова.

– Одна очень жестокая женщина хотела причинить другим столько же боли, сколько причинили ей самой… и обратилась за помощью к богам.

– К богам? – повторила я. – С ними я и хотела поговорить. Вот почему я все это сделала. – Я указала на пролитую флягу с чаем и на растертые лавровые листья. – Мне нужно узнать больше о том, что связывает меня с ними. Почему я могу делать все… это. – Я обвела рукой поляну. В воздухе заплясали радужные фигуры, большие и осязаемые, как бабочки. – Мы… мы имеем какое-то отношение к…

– О, сестренка, – перебила она. – У бога есть много способов прикоснуться к тебе. – С этими словами она многозначительно постучала пальцем мне по лбу.

Мне казалось, будто я смотрю в неправильно настроенный бинокль. Мир был размытым и нечетким, но, когда Эулалия протянула ко мне руку, внезапно все встало на свои места. Изображения стали четкими и яркими. И я увидела все. Я все вспомнила.

Мое сознание перелистывало страницы прошлого, словно этюдник, подхваченный ветром; каждое воспоминание – иллюстрация, нарисованная моей собственной рукой. Второй брак папы. Похороны Эулалии. Груды туфелек, сначала сверкающих и блестящих, а потом стоптанных и прохудившихся. Розалия и Лигейя с закрытыми глазами, посиневшие и замерзшие насмерть. Босые ноги, танцующие на месте, без музыки, без партнера…

Увидев последнюю страницу, я едва не задохнулась. Это она. Плакальщица. Черные слезы текли по ее лицу даже тогда, когда она улыбалась. Это она заставляла нас танцевать.

– Косамарас, – прошептала я.

Эулалия печально кивнула. Косамарас. Сестра богини ночи. Предвестница кошмаров и безумия, несущая заблуждения, иллюзии, игры разума и отчаяние. Меня не коснулось божественное. Я стала добычей страшной сверхъестественной силы. Косамарас взяла в плен меня и моих сестер, управляя нашими мыслями и заставляя видеть то, что она хотела. То, чего мы боялись.

Эулалия крепче прижалась ко мне, и в ее тусклых глазах читалась невыразимая печаль.

– Тебе не нужно помнить об этом, Верити. Не все стоит помнить.

– Но…

Я перебирала воспоминания. Ночь пожара. Смерть папы. Кассиус, увидевший меня и спасший мне жизнь, когда уже никто не мог этого сделать.

– Но ведь все закончилось? Закончилось. Аннали как-то сумела спасти нас… Почему я все еще вижу это?

Эулалия сжала губы:

– Ты всегда видела мир по-другому. Именно это и делает тебя таким хорошим художником. Но когда Косамарас коснулась тебя… – Эулалия снова дотронулась до моего лба. – Что-то открылось. И не вернулось в прежний вид. Вот почему ты сейчас здесь. – Она оглянулась на лес, как будто могла различить в темноте пугающий силуэт Шонтилаль. – Он выбрал тебя.

– Я знаю, – подтвердила я. – А ты знаешь, чего он добивается? Чего он хочет от меня и моих детей?

Это даже звучало неправильно. У меня не было детей. Пока.

– Это не имеет значения. Тебе