мне ведра с миногами, которые повар привозил в Хаймур прямо из доков. Изо рта торчали ряды зазубренных зубов. Лицо среднего плода представляло собой чистый лист. Тонкая мембрана тянулась по плоскости, где должны были находиться глаза. Кожа была испещрена сетью фиолетовых вен. У плода справа не было рта, и он смотрел на мир единственным заплывшим глазом, расположенным прямо по центру лица. Зрачок был продолговатым, как у козы или овцы. Верхние конечности заканчивались культями, больше похожими на ласты, чем на руки.

Я понимала, что эти дети… эти создания… были давно мертвы, но, когда пламя свечи сверкнуло в глазу циклопа, мне на мгновение показалось, будто он посмотрел прямо на меня. Не пискнув, я отпрянула от банки, от этих маленьких чудовищ, которые плавали внутри, и наткнулась на кресло Виктора. Распространяя едкий запах, недопитый абсент расплескался по его груди и окрасил рубашку в тошнотворный цвет законсервированных младенцев.

– Вер…

Он не успел продолжить, потому что я схватила его за плечо и кивком указала на полки.

– Вы можете сколько угодно злиться, что вас сослали в Мархиоли, – сказала я, отвлекая Жюлиана от папок. – Но, по крайней мере, вы не оказались в стеклянной банке.

Виктор вскочил с кресла и, прищурившись, подошел к книжному шкафу. На полках стояли десятки банок: некоторые из них были расставлены по три штуки, другие, побольше, спрятаны между томами в кожаных переплетах, и, хотя у меня не было желания рассматривать их, я готова была поспорить, что в каждой содержались результаты очередного эксперимента. Словно мотыльки, привлеченные пламенем, близнецы завороженно поворачивали банку за банкой, разглядывая своих проклятых сводных братьев и сестер.

Обнаружив остатки абсента, я опустошила стакан одним торопливым глотком. Это было неудачным решением. Кровь закипела, и каждый раз, когда я закрывала глаза, передо мной представали то зияющий рот, то безглазое лицо, то скрюченные конечности.

– Звезды Вирсайи, – прошептал Виктор, поднимая одну из банок. – Это… листья?

– Вайи, – прошептала я. – Как… как у папоротника. – От увиденного у меня сжался желудок. – Я видела этого ребенка раньше, – призналась я, и голос дрогнул от подступившей тошноты. – Это один из детей Констанс.

Я закусила губу, пытаясь собрать воедино свои догадки и сопоставить их с имеющимися фактами. Что-то явно не складывалось. Констанс была жестоко убита. Следы такого нападения было не так-то просто замести. Я попыталась представить, как Дофина ползает на четвереньках по потайному туннелю и вытирает кровавые следы, вытаскивает тело Констанс из дома и сбрасывает в могилу, которую вырыла заранее. Это было бы нелепо. А дети? Если Дофина убила Констанс, она, несомненно, попыталась бы избавиться и от детей, чтобы все выглядело так, будто любовница Жерара забрала младенцев и сбежала. Но они были здесь. В кабинете Жерара. Сохраненные для дальнейшего изучения и гипотез. Для анализа и размышлений. Для Жерара.

– Вер! – окликнул Виктор. – Ты в порядке?

Я медленно покачала головой.

– Ее убил Жерар, – прошептала я, с трудом выговаривая слова. – Констанс. Он убил ее. И их тоже. – Я указала на банки, стоящие на нижней полке. – Эти дети отличались от остальных… Посмотрите, какие большие банки. Они родились в срок. Они были живы. Пока…

Мне стало трудно дышать, и я замолкла. Виктор побледнел, оглядывая остальные банки.

– Как ты думаешь, где остальные матери?

– В садах, – предположила я. – Закопаны в тех холмах с розами.

– Он заплатит за это, – тихо пробормотал Жюлиан, дотронувшись до одной из банок. Формальдегид, к счастью, был слишком мутным, чтобы что-то разглядеть. – У нас достаточно доказательств. Более чем достаточно. Дневник… Эти младенцы… Женщины, закопанные в холмах… Мы должны обратиться к властям, и пусть они разберутся со всем этим. Он должен понести заслуженное наказание.

Виктор кивнул. Он выглядел на удивление поникшим.

– Но… – Я остановилась, ощутив внезапное головокружение. – Но вы не можете…

Братья синхронно взглянули на меня.

– Ты же не собираешься оправдывать все это, Вер? – с вызовом спросил Виктор, мгновенно оказавшись рядом со мной. Он взял в руки банку с ребенком Констанс. Маленькие ручки-стебли колыхнулись в бурлящей жидкости.

– Нет, конечно нет! Жерар должен быть привлечен к ответственности, его нужно остановить, но… но, прежде чем ты сделаешь это, прежде чем ты предашь это огласке, мы должны рассказать Алексу, – решительно заявила я и несколько раз моргнула, чтобы справиться с головокружением. – Он должен это знать. О тебе и Жюлиане. О деяниях Жерара. Алекс заслуживает того, чтобы сначала услышать это от нас.

Братья внимательно посмотрели друг другу в глаза, и у меня снова возникло неприятное ощущение, что они могут общаться без слов.

– Хорошо, – первым нарушил молчание Виктор. – Но где-нибудь за пределами дома. Здесь всегда может кто-то подслушать.

– Конечно… А с этим что делать? – спросила я, обводя взглядом бумаги, дневник, осколки стекла в камине.

– Я заберу документы с собой, – решил Жюлиан, возвращаясь к столу. – Хочу убедиться, что мы ничего не упустили.

Я вернула фальшивый стеллаж на место, и образцы в банках, к счастью, скрылись за ним. Затем я огляделась, чтобы понять, чем еще можно помочь. Мне казалось, будто меня швыряет по волнам, словно забытую рыболовную сеть, набитую морским мусором. Еще чуть-чуть – и она опустится на илистое дно под тяжестью ненужного груза и останется там навсегда. Мне хотелось рухнуть в постель, но я понимала, что вряд ли смогу заснуть этой ночью. И вообще когда-либо.

Перед тем как положить бутылку с абсентом обратно в тайник, Виктор злобно плюнул в нее.

– О боги, зачем я столько выпил?

– Мне тоже интересно, – заметил Жюлиан, складывая бумаги в аккуратную стопку. – Ты не представляешь, какое это мучение – слышать сейчас ваши мысли. Примерно как по пояс барахтаться в дерьме.

Виктор лукаво ухмыльнулся:

– Честно? Я даже готов пережить завтрашнее похмелье ради этих слов.

Их непринужденное общение напомнило мне о сестрах, и внезапно меня охватила тоска.

Мерси, Онор, Аннали. Даже Камилла. Особенно Камилла. У меня перехватило дыхание, и я почувствовала, что вот-вот разревусь. Жюлиан мгновенно заметил это, и я уловила его озабоченный взгляд, которым он словно умолял Виктора предпринять что-нибудь. Я вытерла лицо и постаралась отогнать нахлынувшие мысли.

– Жерар говорил, у него есть письма моих сестер, – сказала я, шмыгнув носом. – Раз уж мы забираем все, можно взять и их?

На столе не было ничего, кроме перьевых ручек, разложенных с фанатичной аккуратностью. Жюлиан открыл средний ящик и порылся в нем.

– Вот, – сказал он, протягивая мне пачку корреспонденции.

Я с недоумением взяла письма в руки. Здесь было гораздо больше, чем три ответа на приглашения, о которых упоминал Жерар.

– Он все это время прятал от меня почту, – догадалась я, перебирая письма. Там были и конверты, подписанные размашистым курсивом Мерси, и ровные буковки Онор, и аккуратный, ровный шрифт Аннали, и даже каллиграфический почерк Камиллы.

Я с нетерпением открыла один из