— Все верно, а трудности — это лишьсоставляющая моей жизни, и притом очень важная и серьезная составляющая.Махмед, а где ты выучился так хорошо говорить по-русски?

— У меня два высших образования, — улыбнулсяМахмед. — Ну, вот мы и приехали. Ты сейчас зайдешь в туалет и постараешьсяпривести себя в порядок, а я быстро найду нужного человека, чтобы тебя посадилив самолет. У тебя деньги на билет есть?

— Есть, — кивнула я головой.

— Хорошо, — встречаемся через пять минут взале регистрации. — Только не тяни, регистрация уже закончилась.

— Само собой.

Зайдя в туалет, я посмотрела на свое отражениев зеркале и даже вскрикнула. Черное, запачканное сажей лицо… Грязная одежда,порванная в нескольких местах, и волосы все в саже.

— Бог мой. — Я посмотрела на часы, схватилалежащее на раковине мыло и сунула голову под кран.

Проходящие мимо женщины откровенновозмущались, показывали на меня пальцем, смеялись, но я не обращала на них нималейшего внимания. Хорошенько вымыв голову, я оторвала как можно большетуалетной бумаги и использовала ее вместо полотенца. Посмотрев на своюизодранную одежду, я принялась ее замывать и пришла к выводу, что мои темныеджинсы смотрятся очень даже ничего. Затем, не придумав ничего лучшего, стянулас себя блузку и принялась ее стирать все под тем же злосчастным краном.

Следившая за чистотой в туалетедевушка-арабка, закутанная по самые уши в теплую ткань, заморгала глазами, сужасом посмотрела на мою обнаженную грудь, подскочила ко мне, замахала руками ичто-то защебетала на своем языке. Постирав блузку, я принялась сушить ее подсушкой для рук и успокаивать возмущавшуюся арабку, которая, по всейвероятности, вымогала с меня деньги за то, что я нарушила какие-то местныетуалетные правила.

— Успокойся, дорогая, — ласково улыбнулась я.— Ты думаешь, мне приятно стираться в этом свинарнике? Здесь же дышать нечем.Ты бы лучше шла туалет убирать или попрыскала чем-нибудь, а то ведь сюда можнотолько в противогазе заходить. И не смотри ты так на мою грудь. У меня грудьочень красивая, я и сама это знаю. А вот ты зря так запаковалась, на тебя ниодин мужик не взглянет. Хотя ваши мужики на вас вообще не глядят. Они только внашу сторону смотрят. Ты бы блузку какую обтягивающую надела с декольте, а тонацепила черт-те что. Балахон какой-то. И не кудахчи мне прямо в ухо. У меня оттебя голова болит.

Разумеется, арабка не понимала ни единогомоего слова, и, когда я показала ей на швабру — мол, поди лучше приберись, —она раскипятилась еще пуще. В ее потоке арабской речи несколько раз прозвучалоанглийское слово «мани».

— Нет у меня мани, рэкетирка чертова. Я бытоже от мани не отказалась. А мани зарабатывать надо. Так что иди, зарабатывайсвои мани. И распакуйся хоть немного. А то тело совсем не дышит.

Когда блузка немного подсохла, вставшая удругого крана русская женщина осуждающе покачала головой и заступилась закричавшую арабку.

— Девушка, вы зачем тут такое устроили?! Разветак можно?! Это же туалет, а не баня! Вы бы еще тут подмываться прилюдноначали!

— Будет нужно, начну, — злобно ответила я ипринялась надевать блузку.

— Вот по таким, как вы, о нашей нации исоздается впечатление. Как они могут относиться к русским, если они видятподобное? Из-за таких, как вы, нас селят в самые плохие номера на первый этаж ибез балконов. И из-за таких, как вы, нас обзывают на улицах и смеются нам вслед.

— Они не из-за меня вас на улицах обзывают, —совершенно спокойно ответила я и принялась застегивать пуговицы. — Я здесь нипри чем. Просто нация такая бестолковая, и развитие у них соответствующее. Анасчет того, что нас селят в плохие номера, так это не я, это все мы виноваты,что считается, мол, для русских сойдет и так. Потому что мы не привередливы ине умеем отстаивать свою честь. А еще потому, что мы не дружные. Вон немцыкакие дружные, их черта с два на первый этаж поселят. Они такую бучу поднимут.А русские сразу деньги суют, там где их совать совсем не нужно.

— И все-таки все это происходит из-за таких,как вы! — воскликнула разнервничавшаяся и раскрасневшаяся женщина и вышла изтуалета.

Надев блузку, я тряхнула мокрыми волосами и струдом удержалась, чтобы не стукнуть мыльницей по голове кричавшую арабку.

— Хватит орать! Дура набитая! Возьмешь мани вдругом кармане!

Когда я вышла к Махмеду, он тут же схватилменя за руку и повел к какой-то регистрационной стойке.

— Быстрее! Быстрее. Ты почему так долго?! Людиуже в самолете сидят!

— Я в порядок себя приводила.

— Долго ты себя в порядок приводила.

— Быстрее не получалось. Как я хоть выгляжу?

— Чистая, но очень мокрая.

— Пусть я лучше буду чистой, но очень мокрой,чем грязной, но сухой.

Когда в моих руках появился билет на самолет,я пожала Махмеду руку и отвела глаза в сторону. Махмед пожелал мне летнойпогоды и как-то виновато добавил:

— Не держи на меня зла за то, что произошлотой ночью. Я же мужик, а тот, кто прилетел сюда с тобой, просто сволочь.

— Ты тоже сволочь, — не сдержалась я. — Такихсволочей еще поискать надо. Ладно, давай. Удачи тебе.

Помахав расстроенному Махмеду рукой, я пошлана посадку и старалась не оборачиваться назад… Потому что теперь, после всего,что со мной случилось, я дала себе установку: НИКОГДА И НИ ПРИ КАКИХОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ НЕ ОБОРАЧИВАТЬСЯ НАЗАД.