– А говорили, тут огры водятся, размером с дом, – надул губы первый щегол. – Но никого ж нет. Сказки ли это?

– И древни! – поддакнул второй, тот самый, с красными перьями, который пел песенку.

– Правда же? – спросил третий франт, обращаясь к графу.

Филипп качнул головой и смерил из-под бровей всю эту пеструю толпу. Уж сильно они напоминали ему своим залихватским, но абсолютно не годным к бою видом Леонардо.

– Здесь уже не водятся, – отозвался холодно граф. – Триста лет назад их еще видели на тракте, только-только прорубленном сквозь чащобы, но сейчас не показываются на свет. Скорее всего, ушли вглубь ельника.

– Почему? – удивился первый щегол.

– Людей много.

– Так а древни тут есть?

– Древня не отличишь от обычного дерева, пока топором по нему не ударишь. Если так интересуетесь, то идите, постучите.

Ирония графа осталась незамеченной, и кто-то из щеголей, отдав ненадолго поводья слуге, тут же скрылся с мечом наперевес в ельнике. До всех донеслись глухие удары лезвием по деревьям. Филипп же угрюмо подумал, что как бы долго он ни жил, но все равно еще обнаруживались в этом мире болваны, отодвигающие грань глупости дальше прежнего.

– Ваше сиятельство, а милые суккубочки? – спросил третий щегол, с синим пером, прислушиваясь с интересом к стуку и предвосхищая драку с древнем.

– Живут в лесах, как полудикие. Те из них, кто научен говорить на северной речи, часто втайне кормятся оказанием плотских услуг местным крестьянам.

– А вампиры? Они туточки все живут, как зверье, как те, которых подвесили за глотку в лагере с клыками наружу? Или есть нормальные… Ах, увидеть бы кого из них еще живым, а то мы не поспели к тому веселью.

Филипп вздохнул от пустой болтовни. Вот уж действительно бесполезное племя, проедающее зазря свои шутовские жалованья.

– Живут, – отрезал он. – Кто в городах, скрываясь, кто путешествует, а кто целиком диким образом существует. Как и оборотни, только те, в отличие от одиночек вампиров, больше к стайному образу жизни приспособлены, – помолчав, граф добавил, уже резче. – Но неужели у вас не хватает ума сообразить, что никто из вышеназванных демонов, кроме самых голодных, не осмелится показаться на пути огромного войска? Если так велико желание познакомиться с ними, отойдите поглубже в лес. Без сопровождения.

Щеголи притихли и, понимая, что не любы они графу Тастемара, известному своим немногословием, стали шептаться между собой. Впрочем, уже совсем скоро от их стеснительности не осталось и следа, ибо в пустой голове ни одна мысль долго не удерживается.

* * *

Начало стремительно темнеть. Лес и без того пугал своими старыми, скрипучими деревьями, пугал своей чернотой, а тут еще и спустилась густая ночь. Зима в Стоохсе пока сопротивлялась весне, а оттого дни еще были короткие, а ночь – долгая.

В небесах грохотнуло. На войско, передвигающее к месту стоянки быстрым маршем, налетел холодный посвежевший ветер. Он принес с северо-запада капли дождя и запахи отсыревшей хвои. Значит, погода обещала вскоре разразиться сильным ливнем.

Франты так и продолжали, не смолкая, неприятно голосить, чем внушали раздражение как графу Тастемара, так и герцогу Круа. Тот, в красном плаще, подъехал, громыхая доспехами. Он в почтении кивнул головой графу, затем воззрился на императора.

– Вы бы, ваше величество, поискали себе другое окружение, – высказал он, не выдержав. Но сказал тихо, ибо среди франтов были и знатные отпрыски.

– А мне с ними весело!

– Веселье – не про войну! – прогромыхал герцог.

– Веселье, мой верный военачальник, – это про мою жизнь. Без веселья жизнь слишком тускла и безжизненна. Ох, не смотрите на меня с таким укором. Вот поживете с мое, тогда все и поймете, – и Кристиан весело рассмеялся, видя, как напрягся военачальник. – А вот от ваших погребальных морд, что у вас, герцог, что у графа Тастемара, мне повеситься хочется!

Однако пусть Конн де Круа и отодвинул коня подальше от императора после признания того о возрасте, но напора не сбавил. Уж так сильно в герцога въелись правила войны, что не мог он им противиться.

– И все-таки выслушайте мой совет, – хмуро настоял он.

– Ну хорошо, хорошо. Ах, как же вы занудны. Ну говорите!

– Избавьтесь от этих олухов.

– Что же мне с ними сделать? На деревья повесить? – хихикнул Кристиан.

– Нет. Пусть едут с бабами и обозами. Не обессудьте, но я радею за вашу безопасность. Веселье весельем, но тракт здесь узкий. Четыре лошади идут бок о бок. Если что случится, то охрана из-за этих крикунов до вас доберется не сразу. А эти же…

– А что эти?

– От них толку нет, как от охраны. Мечи, купленные на отцовские денежки, они, видите ли, об деревья ломают… – и герцог презрительно усмехнулся. – Отошлите их к некомбатантам. До стоянки еще с десяток миль, наши лагерные инженеры с авангардом только-только должны прибыть туда. А уже сумерки. Время опасное!

– Спасибо, мой верный военачальник, за советы!

И Кристиан, хохоча, тут же забыл о нахмуренном герцоге. Конн де Круа качнул головой, снял шлем и приторочил его к седлу. Затем отвлекся от созерцания черного неба, где уже совсем близко сияли молнии, и встретился взглядом с Белым Вороном. Они оба, вояки до мозга костей, уже почувствовали странную родственность душ, какая бывает у тех, кому одинаково противна вычурность аристократии.

Конн понял, что ему выпал шанс пообщаться со знаменитым графом. Он, выросший на сказках о Белом Вороне, теперь с трудом пытался найти слова. Будучи человеком очень решительным, что касалось войны, он был в той же степени неотесанным и медлительным в жизни. Тяжело Конну де Круа давались интриги; он терялся в них, зыб, как топях.

Но в конце концов герцог нашел с чего начать разговор, когда осмотрел ладно сделанные доспехи графа и увидел в ножнах весьма простое «яблоко» меча.

– Милорд, – прогромыхал Конн, перекрикивая грохот в ночном небе. – Я наслышан о вашем знаменитом родовом клинке «Рирсуинсорсиане». Но в ножнах у вас сейчас другой меч. Куда же пропал тот?

– Сгинул в реке тридцать два года назад.

– А… Кхм… Жаль. Великолепный был клинок! Осмелюсь спросить. Вы с нами до Габброса?

– Нет, только до Донта.

Филипп, видя, как замялся пожилой герцог, будто мальчишка, приостановил коня, и два военачальника поехали теперь стремя в стремя.

К их общей радости, императорские франты как раз закрыли свои рты и теперь мрачно глядели на готовое вот-вот разразиться дождем небо. Не по нраву им была такая погода, ибо эти обласканные дворцом изнеженные существа никак не были приспособлены к тяготам военных походов. А потому многие из них тут же стали снимать свои роскошные шляпы, боясь намочить их, и принялись накидывать на головы капюшоны, ропща.