От этого граф и герцог одновременно усмехнулись.

– Я слышал, как вы организовали бой в аелодских полях, герцог, – решил поддержать разговор Филипп фон де Тастемара. – Это было очень толково сделано: и с подготовкой волчьих ям, и с подразделениями конных за пригорком.

– Спасибо, – и лицо Конна де Круа, вытесанное в долгих походах ветрами и холодом, зарделось краской. – Однако задумка с подразделениями и нашим размещением принадлежит не мне, а его величеству. А он, как мне кажется, где-то вычитал в старых летописях размещение ваших войск при битве у Мертвой Рулкии против коннетабля Теффардо.

– Да, размещение очень схоже. Однако тогда я организовал ложное бегство, чтобы вынудить противника попасть в засаду, а здесь был разовый мощный удар во фланг.

– Да, да… Скажите, милорд, а хорошо ли вы помните битву 2022 года у Тавинновских рудников?

– Помню. Что вам конкретно интересно?

Конн де Круа замялся.

– Правда ли, что… Верно ли говорят, будто Шарлебон де Круа, кхм… Что он покинул поле боя, бежав?

На лицо герцога набежала тень, ибо он затронул только что вопрос, который волновал его всю жизнь. Тогда, в той битве, на старинный род воинов Круа легло пятно позора, запечатленное в летописях.

– Бежал, – кивнул Филипп и добавил. – Но он стал жертвой смутьяна, кузена короля, герцога Дабоне, который пытался свергнуть власть. Он-то и отправил войско во главе с вашим прапрадедом на север, чтобы тот наверняка пал от моей руки и не смог противостоять перевороту.

– Но он нарушил приказ…

– Что ж, это да. Однако послушайте меня, и я скажу вам, что знаю и думаю по этому поводу. Шарлебон отдал приоритет другому делу, более верному. Он, вернувшись вовремя с оставшимися силами, помог королю удержать свой шаткий трон. Умри он в тот день – и история, возможно, повернулась бы иначе.

Герцог Круа задумался и почесал свой грубый подбородок, поросший длинной темно-серой бородой. В таком свете позор, легший на его семью, можно было счесть не за позор, а за верный политический ход.

Меж тем Филипп снова вслушался в шумы леса, и рука его упала на притороченный к седлу круглый щит, украшенный по ободу воронами. Чуть погодя он обратился к задумавшемуся военачальнику Глеофа.

– Однако ваш прапрадед запомнился мне другим, милорд, – заметил граф. – Несмотря на все его титулы, он всегда был человеком удивительной дисциплины. Говорят, что он даже спал в кольчуге, предполагая на себя покушения, и держал подле себя вместо нагой походной женщины нагой клинок.

И Филипп, поддав пятками своего коня, двинулся ближе к императору. Ну а герцог Конн де Круа неосознанно потянулся к украшенному плюмажем шлему, притороченному к седлу, и надел его, дабы не уронить честь перед дедом, который никогда не снимал доспехов.

В небесах снова загрохотало, но уже прямо над головами. От порывов свежего ветра закачались ветви елей, кое-где сомкнутые над трактом. Из-за этого по освещенному фонарями на шестах пути поползли тени, заставляя всех воображать в них всяких чудовищ, которыми славен дальний север.

Наконец, крупные капли дождя сорвались на войско. За минуту они обратились злым, сильным ливнем, который поглотил все прочие звуки. В этой сплошной завесе Филипп настиг императора, заставив франтов расступиться. Но Кристиан уже растерял свою прежнюю веселость. Он сначала из-за молчания своих франтов приуныл, а как пошел дождь, так и вовсе устало сгорбился под плащом. Телом он был еще дитя, и долгий дневной переход давался ему с трудом.

– Что там? – вяло спросил Кристиан. – Скоро стоянка?

– Еще с пару миль, ваше величество, – доложил герцог из-за открытого забрала, тоже нарочно тесня щеголей своим мерином. – Потерпите…

Кристиан кивнул и прикрыл глазенки. Ночь и шум ливня вводили его в состояние сна, а мерное покачивание кобылы под седлом и без того усиливало навалившуюся сонливость.

Открыл он свои глаза, когда рядом едущий Филипп резко вдруг выкинул перед ним руку с щитом. Свистнул арбалетный болт, разрезав завесу ливня. Скользнув по умбону щита, он с глухим стуком упал наземь вместо того, чтобы попасть в императора.

Кристиан вздрогнул, распахнул глазенки. Капюшон спал с его головы.

– Атакуют! – крикнул Филипп, но его слова достигли лишь первых двух-трех шеренг, утонув в шуме дождя.

– Охрана! Охрана! – завторил басом герцог, обнажая клинок из мокрых ножен.

Франты, некоторые из которых не поняли, что произошло, растерялись, осадили коней. Тут из леса с двух сторон раздался арбалетный залп.

Лицо Кристиана напряглось, а воздух около него еле заметно вспыхнул радугой. Болты, направленные в него, осыпались наземь, не долетев до цели. Где-то впереди и сзади, да повсюду, куда доставал обычный слух, разнеслись вопли. С воем в грязь, что потекла бурным потоком между копыт и ног, стали падать со своих коней верховые щеголи.

Из-за пригорка со старыми елями, прямо из-под размашистых ветвей, вывалила разношерстная толпа из жителей Стоохса. Началось столпотворение. Доселе стройная кавалькада сопровождающих рассыпалась. Заржали лошади. Во вспышке молнии засверкали топоры дровосеков, протазаны городской стражи, дубины с гвоздями. Гулко засвистели палки тех, кто был вооружен хуже всех.

Одного щеголя, который истерично пытался сдернуть из-за седла меч, стащили с кобылы на землю и разбили ему голову.

К Кристиану уж было бросилась охрана, однако она застряла шагах в тридцати от него, пытаясь пробиться сквозь вопящих франтов, которые теперь стали помехой. Кто-то из них побежал в лес с северной стороны, бросив своих, но там их уже встретила следующая волна нападающих.

Филипп принял удар дубиной на щит, раскрылся и раскроил крестьянина от плеча до пояса. Тот завалился в грязь, уже смешанную с кровью.

К императору кинулся одетый в стеганку мужик. С широко раскрытыми глазами он завалился, хрипящий, когда сталь прорезала его грудь. Конн де Круа прокрутил окровавленный клинок в руке. Он подъехал ближе к своему юному господину, заслонив его громадой своего коня, в то время как с другой стороны встал граф Тастемара и еще несколько человек охраны.

Нападающие, обнаружив в сомкнутом ряду охраны Кристиана III, ринулись к тому, размахивая оружием. Император и был их целью, и не стоило сомневаться, что все свои жизни они положили на убийство завоевателя.

– За Стоохс! – с воплем прыгнул первый к обороняющемуся кругу.

– За Ямеса! – возопил второй. И тут же умер от острого клинка графа Тастемара.

– Сдохни, детище Граговское! – закричал еще один стоохсовец, пытаясь пробиться к императору через две закованных в доспехи фигуры и с десяток обычных воинов. Однако вдруг упал замертво. Упал, однако, без единой царапины – стоило только Кристиану гневно посмотреть на него. Упали таким образом еще несколько мужиков.

Конь Филиппа под ним закричал и припал на колено, когда по нему попали в суматохе топором. Спешившись в грязь, граф заслонился от нападающего щитом и тут же ответил быстрым ударом. Стоохсовский мужик безо всяких доспехов, по виду деревенщина, рухнул как подкошенный. Еще один подобрался к графу сзади, но получил удар гардой в лицо, которое промялось, как мокрая бумага.