— А я и не подумала, — спохватилась Лидия Васильевна. — Ну конечно, завтра.

Соседка, как и обещала, пришла на следующий день утром. Вместе они составили список продуктов, и Тамара ушла. Минут через пять в дверь позвонили.

— Тома? Забыла что-то? Ты заходи, я дверь запереть не успела! — крикнула Лидия Васильевна с кухни и направилась к входной двери.

Дверь распахнулась, и в полумраке коридора возникла крупная мужская фигура.

— Вам кого? — испугалась хозяйка.

Она включила свет и уставилась на лысоватого, смущенно улыбающегося высокого мужика. Неожиданно она поняла, кто перед ней. И, охнув, едва не потеряла сознание. Владимир чуть ли не на руках приволок ее в комнату, усадил на диван, накапал корвалола, и только минут черед десять Лидия Васильевна смогла наконец расцеловать блудного сына.

— Да, сынок… Сильно ты изменился.

Владимиру не хотелось не только говорить, но даже и думать о том, как изменилась мать. Ему показалось, что это из-за того, что его не было рядом, она так постарела. А если бы он был здесь, то она всегда оставалась бы такой, какой он ее помнил. Впрочем, отчасти так оно и было — если бы он не уехал, то видел бы мать каждый день, и перемены в ней не были бы так заметны.

— Ты скоро на Ильича похож станешь, — погладила Лидия Васильевна сына по лысеющей макушке.

— Чего? На какого Ильича? — не понял задумавшийся Володя.

— Как на какого? На Ленина. Станешь лысый спереди, а остатки волос — сзади.

— Ладно, и так сойдет. Это они от шапки повытерлись, а теперь снова вырастут, — попытался отшутиться Владимир. — Здесь-то шапку по полгода носить не нужно.

Мать помолчала, внимательно глядя на него, потом вздохнула и робко поинтересовалась:

— Сынок, я прямо-таки боюсь спросить — надолго ли приехал?

— Чего боишься-то? — хмыкнул Володя.

— Да скажешь, мол, на недельку.

— Не бойся, мать. Насовсем я приехал, работу уж себе здесь нашел. Угол-то выделишь?

Лидия Васильевна притянула сына к себе, чмокнула в макушку, погладила по плечу и вытерла слезу.

— Это мне уголка хватит. А ты живи, как привык. Как тебе удобно.

— Да чего там мне надо, — махнул рукой Владимир. — Хотя можно было бы квартирку и поменять, с доплатой. Район получше подобрать, да чтобы квартира поудобнее. Ладно, насчет квартирного вопроса позже поговорим, это никуда не уйдет.

Владимир Иванович встал из-за стола и подошел к окну. Отодвинул занавеску и долго смотрел на скамейку возле подъезда противоположного дома.

— Мам, а Татьяна здесь?

— Здесь, где же ей быть. Опять развелась недавно. Двое детей у неё, мальчик и девочка. Парню пятнадцать, а девчонке семь, она от предпоследнего мужа. Я почти каждый день вижу, как она её то в школу, то из школы водит.

— И сколько у неё мужей было? Двое?

— Трое. Или четверо. Я не считала. Да и разве их сосчитаешь!

— А из моих одноклассников кого-нибудь видела?

— Крутов Серёжа заходил как-то пару лет назад. Он в отставку вышел, решил домой вернуться. Я ему твой адрес дала. Не писал?

— Не-а. А он что, один заходил? Без Ларки?

— Без неё. Как ты уехал, я через какое-то время встретила Лару у нас во дворе, с каким-то мужиком. К Таньке они шли. Поздоровались. Я её отозвала и про Крутова спросила. А она мне сказала — развелись, мол, характерами не сошлись. А Татьяну-то я встречаю, мы с ней изредка разговариваем. Про тебя она иногда спрашивает, интересуется, женился ты или нет. Так я всё говорила — женился и живет хорошо. Ну так вот, она мне и рассказала, что Лариска наставила рога Сережке с тем мужиком, с которым я её видела. Так и сказала: «Рога наставила». А сам он солидный стал такой, торговля у него какая-то, машина с шофером. А у тебя, сынок, машина есть? Кстати, а ты как приехал-то, я и спросить забыла — самолетом или поездом?

— Да на машине и приехал, сейчас оттуда дорога приличная более-менее стала.

— А какая ж машина у тебя? — не унималась Лидия Васильевна, довольная тем, что сын её занимает не последнее место в этой жизни.

— «Тойота».

— Дорого небось стоит?

— Средне. Завтра поедем с тобой кататься, город мне покажешь. Сколько лет не был, и не узнаю ничего. Мам, а мы есть сегодня будем? Я голодный жутко!

Утром, пока сын умывался, Лилия Васильевна надела лучшее платье и новые туфли и стала ждать, когда соберется Владимир. Тот появился к завтраку в видавших виды джинсах и цветастой рубахе навыпуск. Внимательно посмотрел на мать и, почесав в затылке, сказал:

— Это что, придётся мне идти переодеваться, что ли? Ты у меня вон какая праздничная и красивая, а я… — Он осмотрел себя спереди и, скрутившись винтом, заглянул через плечо, пытаясь увидеть, как выглядит сзади.

Лидия Васильевна с трудом уговорила его не переодеваться. И наконец они вышли на улицу. Осмотрев машину внимательно со всех сторон, решила, что она все же дорогая. Владимир Иванович открыл дверцу и помог Лидии Васильевне сесть в машину. Она не без труда залезла внутрь — все-таки привычки разъезжать на автомобилях у неё не было, да и откуда бы ей взяться? Но, немного поерзав, она с удовольствием устроилась на низком упругом сиденье. Сын повернул ключ зажигания, мотор негромко и глухо заурчал, и машина мягко тронулась с места. Лидия Васильевна с любопытством оглядела салон, множество непонятных кнопочек и рычажков на красивой приборной панели и решила про себя: «Нет, все-таки машина дорогая, что бы там Володя ни говорил. Наверное, действительно он хорошо зарабатывает». Мать удовлетворенно откинулась на спинку сиденья. Напрасно волновалась она за сына, в душе подозревая, что не слишком хорошо тот устроился и присылает ей деньги каждый месяц в ущерб себе. Кто бы мог подумать, что её Володя, с его мягким характером, сумеет занять достойное место в новой жизни, в которой многие более деловые и расторопные ребята потерпели неудачу?

Они ехали по улицам, и Владимир Иванович с трудом узнавал свой старый город. Вот здесь, кажется, находились ресторан и пивная, в которой работал Муха. Точно — здесь, это старинное здание ни с каким другим не перепутаешь. Просто теперь рядом с ним небольшой ухоженный скверик, вот и трудно сориентироваться.

— Мама, а Муха где сейчас, не знаешь?

— Ну как не знать! Знаю, конечно, ведь по соседству живем. Только лучше бы не знать. Спился он почти. Вижу его иногда возле разливочной. Стоит, трясется весь, синий какой-то, скукоженный. Ждет, чтобы кто-нибудь угостил, поднес