Пока я вяло рассуждала на эту тему, в глубине острова что-тоглубоко вздохнуло. Я скорее почувствовала, чем услышала это. Нет, ничего неизменилось вокруг, Херри-бой по-прежнему сидел напротив меня, фотографиипо-прежнему лежали между нами, а огонь по-прежнему тихо тлел в камине. Ничегоне изменилось. И все же я услышала этот шедший ниоткуда звук.

— Что это? — спросила я у Херри, и губы у менямгновенно пересохли.

— Не знаю, — лицо Херри было непроницаемым.

— Но ведь вы же слышали этот звук, Херри?

— Какой звук?

— Вот что. Дурой я себя не считаю. И нужно оченьпостараться, чтобы напугать меня.

— Вы думаете?

Херри-бой грациозно выгнулся — до сих пор я даже неподозревала такой грации в его угловатом теле — и взял в руки каминную кочергу,мою единственную надежду на самозащиту в обозримом пространстве.

— Что это было, Херри? — я не сводила глаз скочерги. Но не станет же он опускать ее на мою бедную голову в самом деле!..

Херри повернулся к камину, сунул в него кочергу ипереворошил поленья.

— Я рад, что вы это тоже услышали, — просто сказалон.

— Что это?

— Не знаю. “Это” началось не так давно. Нескольконедель тому назад. Когда я вернулся из Петербурга.

Я уже знала, что именно хочет сказать Херри-бой: все началосьименно тогда, когда он вернулся на остров и проявил фотографии. И смутно уловилв состыкованных краях какую-то странную закономерность. И интуитивно решил, чтогде-то существует какая-то дверь — или нечто похожее на дверь, — котораявыпустит наружу… Иначе к чему все эти разговоры о ключе?

Да, приходится признать, что безумие заразительно.

Херри надолго замолчал, он предоставил право трактовкисобытий мне самой.

— Здесь что, сейсмически активная зона? — я решилане сдаваться.

— Нет. Это же Голландия, Катрин. Голландии угрожаеттолько вода, но с этим научились справляться.

С этим научились, а со всем другим?.. С одинокими безумцами,подобными тебе, которые норовят заставить человечество смотреть на мир ихглазами.

— А как вы сами думаете, Херри? Вас это не пугает?

— Пугает.

— Я бы на вашем месте бежала бы отсюда куда глазаглядят.

— Но вы здесь, Катрин. И не на моем месте, а на своем…

— Думаю, что я здесь долго не задержусь. Сыта по горловашими апокалиптическими штучками.

— Неужели вы не хотите узнать? Неужели вы не хотитепройти весь путь до конца? Вы ведь уже ступили на него, Катрин…

— Предпочитаю наблюдать за событиями с материка. Ипрочитать о конце света в газетах, Херри.

— Вы осторожная.

— Да.

— Почему вы не хотите мне помочь? Я уверен, что если бывы захотели…

— Я и так сделала для вас все, что могла. И слово“Возьми!” тоже нашла я, не забывайте. Вам остается только внимательнооглядеться по сторонам, Херри. Удовлетворить свой исследовательский зуд.

— Нет, я сказал не правильно. Вы не осторожная. Выбоитесь.

Если я чего-то и боялась, то только Херри с кочергой втонких интеллигентных пальцах.

— Боюсь? Чего?

— Что все это окажется правдой. Вы не хотите признатьсясебе, что поверили в существование Зверя, что вы с самого начала знали опредназначении картин. Что смерть до сих пор преследует тех, кто с нимисоприкасается.

— Но мы-то с вами живы, Херри.

— Мы живы, потому что не случайны. Мы призваны. Мырасчистили дорогу и теперь должны соединить картины. Без нас этого непроизойдет. Без вас, Катрин. Поэтому-то вы и приехали на остров.

Черт возьми, он не просто безумец, он еще и маньяк! Чтозначит — “расчистили дорогу”? Раскидали трупы по сторонам, что ли?! Когда-токартина шепнула на ухо Херри-бою — “ты должен остаться”. И он остался.Интересно, что еще она шепнула ему на ухо? “Абсолютный эффект, и никакихследов”?

Я поднялась.

Как можно больше естественности, Катерина Мстиславовна, ненужно показывать ему, что ты чего-то боишься.

— Куда вы, Катрин?

— Пойду пройдусь, — как можно беспечнее сказалая. — Подышу воздухом, подумаю над вашими словами. Они заслуживают того,чтобы над ними подумали.

— Подождите, — он даже не сделал попытки задержатьменя, и я усмотрела в этом хороший знак. — Подумайте еще и о том, чтоЛукас не случайно выбрал вас: и сейчас, и тогда.

Нет, это просто невыносимо!

— Слушайте. Я, конечно, атеистка, но то, чего пытаетесьдобиться вы, — и от меня, и от себя… Это настоящий сатанизм. Вы будетегореть в аду, Херри.

Очень ценное замечание, особенно если учесть близостьСтрашного суда под толстым защитным стеклом. Стараясь сохранять спокойствие идержать спину ровно, я направилась к вешалке. Херри двинулся за мной. Кочергуон так и не оставил.

— Не спутайте куртки, Катрин. Вы уже ошиблись. Одинраз, — сказал Херри.

Черт, ну конечно, он с самого начала знал, что я напялилаего куртку. В этом не было ничего предосудительного и ничего опасного, если быя не вылезла с вопросом о его поездке в Россию. Зачем только я спросила его обэтом, если уже предвидела ответ? Я дала ему понять, что знаю о егобессмысленной лжи. И не считаю ее такой уж бессмысленной.

Херри смотрел на меня проникновенным прозрачным взглядом. Онбыл достойным противником.

— Хорошо, — сказала я. — Я надела вашукуртку. Я видела ваши документы.

— Я знаю, что вы не в меру любопытны. Вы можете взятьто, что вам не принадлежит.

— К сожалению. Испорчена советской властью. Но и вытоже не ангел, Херри. Вы же были в Питере в феврале. Должно быть, расчищалидорогу, как вы выразились. Иначе откуда бы вы узнали об Эссене?

— Эссен — это ваша большая проблема, Катрин. И человек,живущий в нем. Стоит только ему заговорить… И сразу же вскроется, что выприсвоили картину. Как вам это удалось, Катрин? — Херри-бой с любопытствомпосмотрел на меня.

До этого мы не клали руку на Библию, мы не говорили ни “да”ни “нет”, как в старой детской игре, мы оставляли без внимания все прямыеобвинения и все косвенные улики, мы виртуозно пользовались правом молчания. Ипока мы пользовались этим правом — мы оставались союзниками. А значит, не зналидруг о друге ничего. Роскошь все знать могут позволить себе только враги.

— Так как вам удалось это сделать, Катрин? — снованапомнил о себе Херри-бой.

— Вы должны знать об этом, Херри. Если уж знаете обЭссене…