— Первый раз. Получилось неплохо, вам не кажется? Яискал вас.

— Зачем же меня искать? — я придала голосумаксимальную небрежность. — Вот она я.

— Вас трудно было загнать, Катрин, — призналсяХерри-бой.

Загнать, накрыть, обложить флажками — что за терминология, всамом деле? Похоже, Херри-бой считает меня редким экземпляром фауны и к тому жесобственностью острова.

— Зачем же нужно было меня загонять? Я бы и самавернулась. И потом, если уж какая-то блажь взбрела вам в голову… Здесь некудапойти и негде спрятаться. И заблудиться невозможно.

Голоса и тени отступили — очевидно, стерильный Херри-бойнапугал их своим стерильным присутствием. Мы с Херри-боем стояли посредиабсолютно пустой клетки.

— Я знал, что вы придете сюда, Катрин. Рано или поздно.Вы не могли не прийти. Вас привлекает темнота. И если кругом свет — вы обязательновыберете темный угол…

Очень интересная интерпретация.

— В каком смысле? — спросила я.

— Во всех смыслах, Катрин. Во всех смыслах.

Херри-бой мгновенно включил фонарик — я услышала только сухойщелчок кнопки — и направил его мне в лицо. Сильная лампа ослепила меня, и яотвернулась.

— Прекратите, Херри. Что за гестаповские методы, всамом деле.

— Вот видите, я прав. Вам нравится темнота, —заметил Херри-бой, но фонарик все же опустил.

Теперь — и он, и я — мы довольствовались только рассеяннымсветом от купола музея. Херри-бой грациозно перемещался вокруг меня, и мненичего не оставалось делать, как подчиниться ритму этого странного танца. Одноя знала твердо: я должна находиться от него на максимальном удалении, напротивоположном конце диаметра. Мы сделали несколько кругов, и Херри-бойнаконец остановился. Интуитивно он выбрал самую удачную точку: теперь янаходилась прямо против купола, а Херри — против меня. Его лицо исчезло втемноте, я видела только силуэт: идеально круглая голова и столб шеи,основанием упирающийся в куртку.

Я же оказалась полностью освещена. Именно этого ты и хотел,Херри-бой: чтобы я была полностью освещена.

Добившись этого, Херри-бой затих. Я не видела его лица, ночувствовала, как жадно он рассматривает меня. Он вытащил на свет все мои порокии теперь хочет изучить их.

— Ну? — спросила я. — Что дальше? Он молчал.

— Что случилось? Вы напрочь забыли русский? А совсемнедавно так сносно болтали, Херри…

— Теперь я понимаю его, — медленно произнес, нет,скорее выдохнул Херри-бой.

— Кого?

— Лукаса… Я понимаю, почему он выбрал вас, Катрин… Я бытоже выбрал вас.

— Не валяйте дурака, Херри. Я замерзла, я устала и хочуспать.

— Как я его понимаю…

— И жрать я тоже хочу, — я специально грубила ему,может быть, хоть это приведет его в чувство.

Но он совсем не слышал меня; расстояние между нами медленносокращалось. Фонарик выпал из рук Херри и звякнул о камни. Нет, он сам отбросилего.

— Катрин, вы именно такая, какой он видел вас…

Дверь была сзади, мне ничего не стоило развернуться ибежать. Но я не могла и пошевелиться. Оболочка, которая до сих пор укрывалаХерри-боя от реальности, вдруг неожиданно прорвалась, и моему изумленному взорупредстала так долго скрываемая страсть. Жажда жизни, вот что это было. Жаждаженщины, некогда принадлежавшей великому художнику. Теперь и Херри-бой хотелобладать ей, чтобы почувствовать Лукаса Устрицу до конца. Странно, но этосовсем не оскорбляло меня. Напротив, новое, неведомое доселе желание вдруг поднялосьво мне и горячей волной затопило глаза. Не только Херри-бой видел меня глазамиЛукаса, но и я сама — сама! — почувствовала то же, что и дочь бургомистра,утонувшая в своей несчастной любви.

Херри-бой осторожно подходил ко мне — он как будто боялся,что хрупкое равновесие веков, возникшее между нами, неожиданно нарушится. Изтемноты проступало его лицо — бледное и восторженное. Страсть заострила егочерты подобно смерти, иначе и быть не могло: здесь, в естественной декорации,мы заново проживали давно отыгранный сюжет. Тени и шепоты вернулись снова, онинаблюдали за нами, они прекрасно знали, что будет дальше.

— Вы прекрасны, Катрин, — губы Херри-боя едвашевелились, но я различала каждую букву, каждое слово. — Вы прекрасны…

Где-то совсем рядом снова послышался странный утробный звук,но теперь он больше не пугал меня. Я готова была поверить, что ждала этих слови этого мужчину несколько веков. Я готова была поверить во что угодно…

Херри-бой осторожно опустил меня на камни, ставшие вдругмягкими и податливыми, и принялся осторожно расстегивать куртку. Он все ещебоялся прикоснуться ко мне, я видела, чего это ему стоило… И когда его бледноелицо оказалось совсем рядом, я подняла глаза к небу, только на секунду, —чтобы тотчас закрыть их в предчувствии поцелуя, — и увидела это…

Наваждение прошло. Херри-бой снова стал Херри-боем, воттолько прямоугольник неба, очерченный острыми краями стен рыбной лавки РогираЛонгтерена, вернее, два прямоугольника — большой и маленький — узкая часть домаи его широкая часть… Контуры этого прямоугольника живо напомнили мне наспехсрисованный план. Боже мой, неужели все так просто?

— Херри! — едва выговорила я и уперлась ладонями вего грудь. — Херри… Я нашла его…

Мой резкий голос — возможно, чересчур резкий, — сразуже отрезвил голландца. Его почти невесомое до сих пор тело сразу же сталотяжелым и неповоротливым, как тело насильника.

— Я нашла его, Херри!

— Кого? .

— Ключ, о котором вы говорили… Он здесь. Слово,зашифрованное в картине, вы помните, да?..

— TOLLE…

— Да, “Возьми!” Кажется, я знаю, где нужно взять.

— Подождите, я ничего не понимаю, Катрин…

— Смотрите на верхнюю часть стены! Вы видите, как онисмыкаются? Два прямоугольника, Херри, два прямоугольника, как на плане, —большая и маленькая комнаты. Вы помните план, Херри?

— Я… Не знаю…

— Вы помните, где находилась замочная скважина,открытый рот старика в тиаре? Вы помните?!

Мне вовсе не нужно было прибегать к услугам Херри-боя:нарисованный на бумаге план прочно засел в моей голове. Два состыкованныхпрямоугольника и замочная скважина у левой стороны меньшего из них. Сбиваясь ипроглатывая слова, я поведала об этом Херри. Он испуганно смотрел на меня,казалось, что глаза его сейчас вылезут из орбит.

— Вы понимаете, Херри? Вы понимаете меня?..

Договорить я не успела — вздохи и стоны внутри островастановились все явственнее: казалось, его распирало изнутри, или отголоскикакого-то далекого землетрясения или взрывной волны доходят сюда. Совершенноошарашенный, Херри-бой цеплялся за мои руки, он не мог даже представить, чторазгадка будет такой простой.