Все сказанное Херри сильно смахивало на правду, но я неторопилась этой правдой воспользоваться. Сейчас мне, как человеку здравому,придется разочаровать его.

— Даже если вы правы, мы все равно ничего не найдем.

— Почему? — обиделся он.

— Потому что не обладаем полнотой информации. Толькочастью ее, Херри. Не забывайте, что у нас нет третьей доски.

Я сказала это совсем не случайно: с противоположной стороныцентральной фотографии, в том месте, где должна была находиться гипотетическаятретья створка, тоже был размещен совершенно произвольный пейзаж. Ему былотесно в центральной доске, и он явно уходил за ее пределы.

— Я говорил… Я был уверен, что… как это по-русски? …вывсе схватите… И на ходу порвете подметки.

— У этого выражения совсем другой смысл, Херри, —досадливо отмахнулась я. — А может быть, он не успел дописать этоттриптих?

— Исключено, Катрин. По свидетельству ХендрикаАртенсена, алтарь был полностью закончен. Лукасу оставалось только выставитьего…

Но я уже не слушала Херри: я углубилась в изучениефотографий. Скопище коленопреклоненных перед Зверем грешников в складках гор,отвратительного вида монстры, исподтишка вползающие в них, — фантазииЛукаса Устрицы мог позавидовать сам Босх, общепризнанный мастер триллеровраннего Северного Возрождения. Одного из грешников в тиаре римского папы терзалцелый выводок крошечных полулюдей-полускорпионов: фрагмент был такимэкспрессивным, что я не могла оторвать от него взгляда. Ничегосверхъестественного в этом не было: с тем же успехом можно было рассматриватьлюбой другой фрагмент. Почему же я остановилась на нем?

Линии горных цепей и океанских приливов, вывороченные скорнем деревья по-прежнему назойливо складывались в некое подобие плана; самине имевшие прямых углов, они неожиданно сложились в довольно правильныйпрямоугольник.

Но ничего, кроме контуров, в них не было.

— Оно не может быть лишенным смысла, этоизображение, — зашептал мне на ухо близко придвинувшийся Херри-бой. —Вы согласны, Катрин?

— Даже если предположить, что мы имеем дело с каким-топланом…

— Ну наконец-то! Вы тоже поверили…

— Даже если предположить это, мы не знаем, к чему онотносится и что это такое на самом деле. Периметр комнаты? Периметр дома?Периметр города…

— В этой местности города никогда не строились попериметру… Они подчинялись только береговой линии. Линии дамб и дюн.

— Ценное замечание. Значит, город отпадает. Но это всеравно не решает задачи. И с чего вы взяли, что этот план… Будем называть егопланом… Относится именно к Мертвому городу Остреа?

— Я не знаю… Но я хочу верить. Мертвый город былпоследним прибежищем Устрицы. Был последней его мастерской… Дайте мне ключ,Катрин! Вы найдете его, я уверен.

Увлеченная изучением фотографий, я все-таки ослабилабдительность, я позволила сумасшедшему Херри-бою приблизиться ко мне. Лицоголландца, умоляющее и грозное одновременно, нависло надо мной. Он ухватил меняпальцами за подбородок, и я вдруг почувствовала необыкновенную легкость и пустотувнутри. Еще мгновение — и он меня поцелует…

Дыхание Херри-боя стало прерывистым, губы раздвинулись, и заними открылась гряда белых, влажно поблескивающих зубов. От его волос пахловсеми старинными рукописями сразу, — полусгоревшим сафьяновым жизнеописаниемЛукаса Устрицы, никогда не виденными мной записками Хендрика Артенсена,хранилищами Роттердамского и Утрехтского университетов. И даже факультетоместественных наук, где так и не доучился Ламберт-Херри Якобе.

Сейчас он меня поцелует.

Сейчас.

Я закрыла глаза. И ничего не произошло.

— Дайте мне ключ, Катрин, — снова сказал он.

И магия его волос, магия светлых глаз за стеклами очковтотчас же разрушилась. В очередной раз я почувствовала себя жестоко обманутой.Что за непруха в самом деле, что за дрянное лето и огрызок осени, в которых яне представляю для мужиков самостоятельной ценности. И Леха Титов, и дажежалкий Херри-бой воспринимают меня как средство, как багет для картины Лукаса,как декоративную деталь! Ни с чем подобным я еще не сталкивалась. Даже насквозьлживый Быкадоров был со мной не в пример искреннее…

— Дайте мне ключ… Исполните предназначение, Катрин!..

Опять началось.

— Какое предназначение, Херри?

— Вы знаете.

— С какой стати я должна что-т?? найти? Я даже не знаю,где искать. И самое главное — что… Пальцы Херри разжались.

— Я смотрю на эти фотографии с утра до вечера. Япотерял чувство реальности. Я уже почти не воспринимаю их. А вы — вы видите этовпервые. Вам должно повезти. Новичкам везет даже на бегах…

Но я уже не слушала Херри-боя. Этот остров в Северном море —он странно действовал на меня. Все здесь было наполнено тайными и явнымисмыслами, дурацкими на первый взгляд совпадениями, которые вовсе не казалисьтакими уж дурацкими. Вот и сейчас — за совсем короткое время Херри-бой выел мнеплешь мифическим ключом…

…и я, обозленная и обалдевшая, вдруг увидела нечто. Нечто,что так подходило к ключу.

Замок.

Сначала я даже не придала этому значения и лишь несколькимиминутами позже сообразила, что возможное решение может быть совсем рядом.Недаром же я так уцепилась за сцену экзекуции римского папы скорпионами.

Неожиданно мелькнувшая в самой подкорке мысль заставила менявглядеться в нее пристальнее: рот старика в тиаре, измученного демонами, былшироко открыт и подозрительно смахивал на замочную скважину: в самомпримитивном ее воплощении. Кроваво-красные губы придавали ей налет изысканностии уводили от основного смысла. И все же, все же…

Оторвав взгляд от старика, я сосредоточилась наполулюдях-полускорпионах: уж очень активно их хвосты задевали лицо тиароносца.

Порнография ближнего боя, сказал бы Быкадоров. Именно этой,почти непристойной сцене выражение подходило больше всего. Я примеряла егоисключительно к любовным играм, но только теперь поняла его истинный смысл.

Скорпионьи хвосты сплетались в каком-то причудливом танце,они ритмично чередовались друг с другом, они были так осмысленны…

— У вас есть бумага, Херри? — глупо спросила я.

— Конечно, — он насторожился.

— Дайте, пожалуйста…

— Вы что-то увидели? — Херри-бой с сумасшедшейнадеждой посмотрел на меня.

— Еще не знаю. Дайте бумагу и ручку.

Херри метнулся к столу, стопки статей и каких-то документовполетели в разные стороны. Он вернулся через секунду и с готовностью протянулмне канцелярские принадлежности. Я улеглась прямо на фотографии и приняласьпереносить танец скорпионьих хвостов на глянцевую бумагу. Получилось оченьпохоже, недаром же я когда-то окончила художественную школу. Но, как оказалось,не обладала и миллионной долей таланта Устрицы.