Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Известно, что на Конгрессе были представлены тезисы Пражского лингвистического кружка: они распространялись в печатном виде на чешском и французском языках[1120]. Статья же Якобсона была написана в связи с Конгрессом, но не была представлена на нем (как может показаться из статьи Драй-Хмары), она также не вошла в первый сборник «Travaux du Cercle Linguistique de Prague». Об этом свидетельствуют и приведенные Драй-Хмарой слова Пилипенко об упадке советской славистики, которые автор подтверждает ссылкой на статью Якобсона: «О том, что советская (курсив наш. – Г. Б., А. Д.) славистика находится в упадке, узнаем из статьи Романа Якобсона»[1121].
Текст Драй-Хмары, на первый взгляд, – пересказ основных положений Якобсона, вплоть до заимствования отдельных примеров, которые приводит Якобсон при описании «упадка» славистики: «До недавнего времени в московской прессе Чапека называли английским писателем, Гашека – немецким»[1122]. Однако Драй-Хмара по-иному расставляет акценты и преследует другую цель. Более того, в самых важных местах своего изложения он полностью переворачивает то, что говорит Якобсон, меняя при этом буквально одно слово. К примеру, Драй-Хмара рассказывает о развитии «современной славистики» (это вынесено в заголовок), но речь ведет в основном об украинской славистике и ее достижениях в изучении западнославянских языков и литератур. Если идея Якобсона заключается в том, чтобы использовать достижения «функционального» подхода (т. е. формального метода), сформированного в России – Евразии, в изучении других славянских литератур, то Драй-Хмара, как бы говоря от имени одной из этих других литератур, предлагает превратить ее из объекта приложения универсального метода в субъект. Перед нами пример культурного трансфера в самом крайнем выражении, когда заимствованное полностью меняет знак и содержание. Это в каком-то смысле ближе к будущей практике «детурнемана»[1123], придуманной Ги Дебором и многократно использованной им и его соратниками по Ситуационистскому Интернационалу в революционной деятельности по подрыву буржуазного общества, поп-образы которого они присваивали и переиначивали, помещая в совершенно иной контекст.
Соответственно, если статья Якобсона освещает состояние современной русской славистики, то Драй-Хмара отмечает, что «на советской почве расцветает только русистика, украинистика и белорусистика». Таким образом, по его мнению, западно– и южнославянские литературы недостаточно изучены с точки зрения украинской славистики.
Вслед за Якобсоном Драй-Хмара пишет, что на «славянском Востоке» (в статье Якобсона – «в России») романо-германские исследования никогда не имели отчетливых методологических принципов, поскольку старая русская наука была враждебна западноевропейскому позитивизму и вместо этого развивала «своеобразные, специфически русские, идеалистические тенденции (ср., напр., Данилевского, Достоевского, Федорова, Леонтьева, Соловьева и т. д.»[1124]. Тем самым Драй-Хмара как бы намекает, что романо-германистика не развивалась на «славянском Востоке», поскольку именно русская наука была враждебна позитивизму и вместо этого развивалась в рамках идеалистических тенденций. И если Якобсон говорит о «блестящих результатах» вышеперечисленных представителей «русской мысли», то Драй-Хмара как раз мыслит противоположным образом.
Если Якобсон приводит в качестве примера специфически научного подхода формальную школу, то Драй-Хмара вынужден – в статье, опубликованной в советской газете под названием «Пролетарская правда», – говорить о достижениях марксистской науки, в первую очередь имея в виду украинскую славистику:
Из-за того, что мы серьезно не изучаем славянских дисциплин, из‐за того, что мы не устанавливаем тесных контактов на научной почве с нашими близкими западными соседями, развитие нашей науки, украинской, русской, белорусской, богатый реквизит новых марксистских идей, наши методологические достижения и проблемы – все это проходит мимо жизни наших славянских соседей…[1125]
Еще один пример. Якобсон говорит о влиянии русской литературы на польскую («польская словесность расцвела благодаря появившимся, наконец, адекватным переводам русских шедевров, а в литературной жизни Польши впервые появляется ориентация на Россию»[1126]), а Драй-Хмара смещает акценты и говорит о необходимости – украинской славистике – изучать польскую литературу, являющуюся частью «славянского Востока» и, естественно, находящуюся под его сильным влиянием: «…не изучать польского языка, литературы, этнографии и истории – это непозволительная ошибка»[1127]. Изучение «снаружи» сменяется призывом изучать изнутри и снаружи одновременно, ибо украинская словесность и литературная наука – такая же часть «славянского Востока», как и польская.
Якобсон отвергает генетический подход и вместо этого настаивает на необходимости изучения явлений конвергенции и дивергенции славянских народов на примере сравнения славянских языков и литературы: «На фоне этих схождений особенно поучительно исследование явлений дивергенции – несхожих путей развития отдельных славянских языков»[1128]. Драй-Хмара же акцентирует внимание только на явлении дивергенции и недвусмысленно подчеркивает: «…славянские народы не имеют ни общего культурного наследия, ни антропологического тождества, ни одинаковых этнографических черт»[1129].
И, наконец, Якобсон говорит о формальной школе как о первом действительно научном подходе к изучению литературных форм и предлагает применить выработанные ею методы к другим областям славистики, таким образом исторически связывая формализм со структурализмом. Драй-Хмара не упоминает формальную школу, но повторяет вслед за Якобсоном: «Только имманентное изучение художественных форм и их эволюции может дать плодотворные результаты…»[1130]
В заключительной части Драй-Хмара вспоминает об идеологических задачах и предлагает следующие шаги в направлении «экспансии пролетарской науки на Запад»[1131]: во-первых, создать на базе Академии наук специальный комитет для изучения культурной и социально-экономической жизни славянских народов с применением не только генетического, но и функционального подхода; во-вторых, систематически публиковать переводы из славянских литератур; и наконец, наладить сотрудничество между украинскими и западнославянскими учеными и писателями.
Таким образом, статья Драй-Хмары не только свидетельствует о желании познакомить украинскую (в первую очередь) науку с актуальными методами изучения славистики, но и является попыткой обосновать необходимость выхода из зоны влияния русской культуры и переориентировать украинскую славистику на «Запад», придать украинской культуре субъектность. В этом смысле его интенции совпадают с интенциями Хвылевого.
* * *
В завершение главы можно сказать следующее: формальный метод обозначил один из интеллектуальных векторов дальнейшего развития украинской филологии и литературы, о чем непосредственно свидетельствуют и отдельные филологические исследования, и общий интерес к пересмотру традиций украинской словесности, и теоретический и творческий опыт отдельных авторов и объединений. По мнению Г. Грабовича, такая попытка со стороны писателей и критиков «вписаться в проговаривание и осмысление идей формализма является интереснейшим проявлением собственно дискурса формализма в Украине»[1132].
Даже поверхностный анализ отдельных работ украинских авторов показывает, что рецепция идей ОПОЯЗа (и позже отдельных его представителей) была сложным процессом, противоречивость которого была обусловлена как внутренним идеологическим климатом, так и попыткой переориентировать национальную культуру на Запад. В этом контексте тем более важным представляется появление статьи Р. Якобсона в украинском журнале. В свою очередь, пристальное внимание к теоретическим достижениям формального метода
