— Очень известно, ваше превосходительство, —вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно-багровым. — Неугодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуданегодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.

— Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствиесвое соблюдаю и говорить этого не позволю.

Генерал, принимая приглашение полковника натурнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе понаправлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, вцепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и онимолча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на которомони прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действоватьневозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго изначительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга,напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говоритьбыло нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать,что он первый выехал из-под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытываяхрабрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышалисьтрескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат,находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе спехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью.Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобыпроложить себе дорогу.

Эскадрон, где служил Ростов, только чтоуспевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и наЭнском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними,разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта,отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том,перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.

Ко фронту подъехал полковник, сердито ответилчто-то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем,отдал какое-то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но поэскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потомвизгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левогофланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, чтоделать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.

«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов,чувствуя, что наконец-то наступило время изведать наслаждение атаки, прокоторое он так много слышал от товарищей-гусаров.

— С Богом, г`ебята, — прозвучал голосДенисова, — г`ысью, маг`ш!

В переднем ряду заколыхались крупы лошадей.Грачик потянул поводья и сам тронулся.

Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, аеще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть,но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.

— Прибавь рыси! — послышалась команда, иРостов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.

Он вперед угадывал его движения, и емустановилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Этодерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась стольстрашною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, новсё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов,сжимая в руке ефес сабли.

— О-о-о-а-а-а!! — загудели голоса. «Ну,попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и,перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден былнеприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что-то по эскадрону. Ростовподнял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдатНикитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжаетнестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте.Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. ЛошадьБандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.

«Что же это? я не подвигаюсь? — Я упал, яубит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля.Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижнуюземлю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита».Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головылошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться иупал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы — он незнал. Никого не было кругом.

Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какойстороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» — онспрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что-нибудь случилось сомной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» — спросил онсам себя вставая; и в это время почувствовал, что что-то лишнее висит на еголевой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетноотыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, — подумал он радостно, увидавнесколько человек, бежавших к нему. — Они мне помогут!» Впереди этих людейбежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатымносом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что-тостранное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоялодин русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.