С фрунтовым самодовольством он шел легко намускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясьэтою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ногивынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и,оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всемсвоим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то, чтобынаилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет этодело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренноприговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно-образно-строгимилицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, какбудто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой…левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге;отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысьюдогонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона исвиты и в такт: «левой — левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышалсящеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что-то в том месте,куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер-офицер, отстав около убитых,догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся.«Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из-за угрожающего молчания иоднообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.

— Молодцами, ребята! — сказал князь Багратион.

«Ради… ого-го-го-го-го!..» раздалось по рядам.Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с такимвыражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будтобоясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.

Велено было остановиться и снять ранцы.

Багратион объехал прошедшие мимо его ряды ислез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги ипоправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди,показалась из-под горы.

«С Богом!» проговорил Багратион твердым,слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками,неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю.Князь Андрей чувствовал, что какая-то непреодолимая сила влечет его вперед, ииспытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит:«Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deuxmasses d`infanterie Mariecher resolument l`une contre l`autre sans qu`aucunedes deux ceda avant d`etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал:«Quelques bataillons russes montrerent de l`intrepidite„. [Русские вели себядоблестно, и вещь — редкая на войне, две массы пехоты шли решительно однапротив другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. СловаНаполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие. ]

Уже близко становились французы; уже князьАндрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты,даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера,который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион недавал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг междуфранцузами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимсянеприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек нашихупало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но вто же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал:«Ура!»

«Ура-а-а-а!» протяжным криком разнеслось понашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою иоживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.

Атака 6-го егерского обеспечила отступлениеправого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечьШенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимыйветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалосьпоспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левыйфланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силамифранцузов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольскогопехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послалЖеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.

Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки,тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силыизменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, гдебыло опасно.

Подъехав к войскам левого фланга, он поехал невперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где ихне могло быть, и потому не передал приказания.

Командование левым флангом принадлежало постаршинству полковому командиру того самого полка, который представлялся подБраунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнеголевого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служилРостов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильнораздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно ужешло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами,которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так ипехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, отсолдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами:кормлением лошадей в коннице, собиранием дров — в пехоте.

— Есть он, однако, старше моего в чином, —говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшемуадъютанту, — то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могужертвовать. Трубач! Играй отступление!

Но дело становилось к спеху. Канонада истрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелковЛанна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двухружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошадии, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскомукомандиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемоюзлобой в сердце.

— Опять-таки, полковник, — говорил генерал, —не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу, я вас прошу, —повторил он, — занять позицию и приготовиться к атаке.

— А вас прошу не мешивайтся не свое дело, —отвечал, горячась, полковник. — Коли бы вы был кавалерист…

— Я не кавалерист, полковник, но я русскийгенерал, и ежели вам это неизвестно…