– Не груби, Юстина, – вздохнул Мейрос. Рамите, не видевшей его три дня, он показался ужасно усталым, как будто возвращение в Гебусалим начисто лишило его той живости, которую он демонстрировал в пустынях. – У меня новая жена. Ее зовут…

– Да мне все равно, как ее зовут! – рявкнула Юстина. – Ты что, таки впал в маразм, дурень ты старый?! Я чуть с ума не сошла, гадая, что ты делаешь! Исчез, не сказав ни слова, не сообщив, как с тобой можно связаться, а теперь выясняется, что ты сватался?! Во имя Кора, отец! Индранка! Что ты вообще творишь?! У тебя помутился рассудок?! Весь орден не может поверить своим глазам и ушам!

Под капюшоном мантии мелькнуло лицо Юстины. Оно было цвета слоновой кости, а плотно сжатые губы его владелицы презрительно искривились.

– Спокойствие, дочь. Я не…

– Ха! Выживший из ума старик – вот ты кто!

Вихрем развернувшись, она исчезла из виду.

Тяжело вздохнув, Мейрос обернулся к девушкам.

– Прошу прощения за поведение моей дочери, – сказал он Рамите. – Она иногда бывает такой нервной и несдержанной, как только что.

Рамита не поднимала глаз.

– Пойдем. – Мейрос подвел их к закрепленной на стене резной деревянной панели, на которой виднелось нечто, похожее на дверные ручки, покрытые еще более причудливой резьбой. – Знаю, что вы устали, но слушайте внимательно: у этого дворца есть несколько уровней защиты от гнозиса. Я все объясню подробнее, когда вы отдохнете. А пока вам достаточно знать, что я даю Рамите третий уровень доступа, позволяющий входить во все помещения, кроме моей башни. У тебя, Гурия, будет четвертый уровень: то же, что у Рамиты, кроме доступа в мои личные покои. Жена, возьмись за третью ручку слева так, словно хочешь повернуть ее. Ухвати ее крепко и держись. Будет немного больно, но Олаф даст тебе мазь.

Маг поднял левую руку, и Рамита впервые за все время заметила на ней едва различимый узор из шрамов. Девушка содрогнулась, но все же нехотя ухватилась за ручку тоже левой рукой.

Мейрос коснулся вставленного в панель над ручками драгоценного камня и закрыл глаза. Он что-то прошептал, и внезапно по руке Рамиты прокатилась обжигающая волна. Взвизгнув, девушка отдернула руку, но Олаф перехватил ее прежде, чем Рамита успела сжать кулак, и нанес на ее пылавшую ладонь маслянистый крем с ароматом алоэ. Сквозь выступившие слезы девушка разглядела появившийся на ее коже багровый орнамент.

Гурия выглядела определенно недовольной, но все перенесла стоически. Пробормотав что-то о Юстине, Мейрос оставил девушек на попечение камергера.

Глядя, как старый маг спешит на поиски своей дочери, Олаф сдавленно смеялся. Затем, придя в себя, он произнес:

– Идемте, дамы. Позвольте мне проводить вас в ваши комнаты.

Рамите предоставили просторные апартаменты на верхнем этаже здания. В них все было отделано белым мрамором. Олаф сказал, что камень остается прохладным даже под самыми жаркими солнечными лучами. Слуги принесли их багаж, а смуглая беременная женщина наполнила медную ванну водой, струившейся в клубах пара из вмонтированной в стену трубки.

– Водопровод с горячей водой, – буднично пояснил Олаф, давая понять, что подобное чудо давным-давно стало здесь обыденным.

У каждого из окон, откуда открывался вид на двор с прудом и фонтаном, стояли маленькие диванчики. Даже уборная была диковинной: сиденье с мягким кольцом вместо привычной дыры в полу. Рамита гадала, следовало ли садиться на кольцо или же забираться на него с ногами, – и то, и другое казалось возможным, правда, девушка стеснялась спросить. Спальня оказалась настолько огромной, что одна лишь кровать с балдахином заняла бы всю ее комнату в Баранази.

От внезапного воспоминания о доме на глаза Рамиты навернулись слезы, и она обняла Гурию. Олафа ее грусть явно озадачила.

– Она устала, – шепнула Гурия. – Можете идти. Я о ней позабочусь.

Какое-то мгновение Олаф выглядел встревоженным, а затем понимающе кивнул. Гурия отвела Рамиту к ванне и помогла ей туда забраться. Лицо девушки-кешийки сияло от удовольствия, а вот Рамиту охватила неизъяснимая апатия.

– Я скучаю по матери. – Эти слова прозвучали наиболее близким к реальности описанием того, что она чувствовала. – И по Казиму.

– Глупенькая, – прошептала Гурия. – Мы приехали в Рай. Я вообще ни по чему не скучаю.

Брохена, Явон, континент Антиопия

Декор 927

7 месяцев до Лунного Прилива

Елена назвала свой одномачтовый боевой ялик «Серой птицей». Она установила на нем резную носовую фигуру и добавила в лак пепла, чтобы придать его корпусу нужный цвет. Крылья ялика были закреплены на шарнирах, что обеспечивало ему больше устойчивости и легкости в управлении – разумеется, если уметь с этим обращаться. Он был шестьдесят футов в длину – достаточно маленький, чтобы им мог управлять один человек, и достаточно большой, чтобы принять на борт трех пассажиров. Елена вела ялик в ночном небе на запад, к Брохене. Лучи растущей луны освещали лица ее смотревших по сторонам спутников, уже давно преодолевших любой страх перед полетом. На носу сидел джхафийский воин Артак Юсайни. Представляя его Елене, Харшал сказал: «Он говорит и по-джхафийски, и по-римонски, донна Елена, он верный и он – убийца».

В мягкие черты лица Артака жизнь вплела щербатую улыбку. Его борода была клочковатой, а кожа – покрытой розоватыми пятнами, оставшимися после какой-то болезни. Артак не выглядел убийцей, но вот ножей у него под одеждой было больше, чем Елена могла сосчитать. Он был счастлив поработать с магом. «Если Ахм наделил вас, белокожих, магией, то явно не для благих дел, – сказал он ей. – Значит, она – просто оружие, как и мои ножи. Так что давайте отправимся в Брохену и проткнем пару Горджо». Произнеся это имя, он сплюнул.

Перед мачтой сидел Лука Фустиниос, легионер Нести. Он был на голову ниже Елены, однако его крепко сбитая мускулистая фигура наводила страх на всех остальных борцов; Лука считался среди них лучшим. Он бегло говорил на джхафийском после того, как отсидел срок в тюрьме за то, что задушил одного мужчину, не поделив с ним женщину. Несмотря на свою репутацию и уголовное прошлое, Лука обладал веселым нравом и был безоговорочно верен Нести.