Следующим крупным городом после Канкритипура был Латаквар. Они добрались до берегов реки Сабанати в неделю, когда луна все еще убывала. Река оказалась широкой, но мелкой, больше чем на две трети погруженной в ил. Вокруг барж, переправлявших их на другой берег, в темной, практически неподвижной воде, плавали крокодилы. На запад и на восток тянулись холмы, за которыми, присмотревшись, можно было разглядеть более высокие и мрачные склоны, а вот к северу горизонт был ровным. Земля была серо-коричневой, покрытой редкой, сухой травой. Золотистые и зеленые щурки порхали среди кустов, а высоко в небе кружили коршуны. Один раз они даже заметили на обочине кобру: надув капюшон и зашипев, она ретировалась в трещину в земле. Еще, разумеется, были люди – загоревшие на солнце фермеры, обрабатывавшие поля, костлявые дети, погонявшие тощих сердитых буйволов с острыми рогами. Пополнив запасы воды и купив дополнительную повозку корма, их небольшой караван сменил лошадей на старых верблюдов. Население города Латаквар было полностью амтехским, так что единственными храмами здесь были Дом-аль’Ахмы, чьи купола, как и крыши всех зданий вокруг, покрывала корка из нанесенного ветром песка. Мужчины были одеты в белое, а женщины – в черные накидки-бекиры. Все они двигались медленно и вели себя отстраненно – так, словно ничто не могло быть достаточно важным, чтобы, обливаясь потом, тратить на него энергию в этой невыносимой сухой жаре.

Они провели в Латакваре две ночи. Луна прибывала, знаменуя для Рамиты наиболее плодовитую неделю месяца. Ее муж вновь стал приходить к ней в спальню для скоротечных, неуклюжих половых актов. Стоя на коленях с поднятым вверх задом, пока он вливал в нее свое семя, девушка ощущала себя так, словно была животным. Мейрос не позволял ей смотреть на свое тело, но она, таки сумев несколько раз взглянуть на него, не увидела ничего ужасного – лишь бледную, немного костлявую фигуру, выглядевшую удивительно хорошо для столь древнего старика. «Он тщеславен», – осознала Рамита, вздрогнув.

– Я удовлетворила тебя? – решилась спросить она, когда маг встал, чтобы уйти.

Мейрос нахмурился.

– Ты удовлетворишь меня, когда у тебя в животе впервые двинется ребенок, – ответил он резко. – Мое семя жидкое, что является вполне типичным для магов. Мы должны полагаться на упорство и удачу.

– И на благословение богов, – заметила Рамита.

Маг фыркнул:

– Ага, и на него.

Он вышел, оставив ее в одиночестве, но вскоре вошла Гурия, тихо хихикая.

– Я спросила его, как все прошло, – сказала она, давясь от смеха. – Он просто взглянул на меня. Думаю, если хорошо поискать, у него можно найти чувство юмора.

Рамита была шокирована наглостью своей подруги. В ту ночь она молилась, прося Сиврамана о благословении. Однако в первую ночь полнолуния у нее опять начались месячные, так что, лежа в отдельной палатке, ей вновь пришлось привыкать к одиночеству. Разочарование ее мужа висело над караваном подобно облаку дыма. Гурия, как обычно, присоединилась к ней в палатке через два дня. Они вновь оказались в своем крохотном мирке.

Выйдя из палатки на несколько дней раньше Гурии, Рамита обнаружила, что они продвинулись на север на сотни миль. Всю неделю пейзаж был унылым и однообразным. Шла последняя неделя зулькеды, ноялия, как называл этот месяц ее муж. Луна убывала. Воздух по ночам был таким холодным, что Рамите приходилось закутываться в два одеяла. Она была рада провести пару ночей подальше от Гурии. Та утратила всякую девичью скромность, помешавшись на богатстве и мужчинах и без умолку болтая о том и других, да и ее восторги по поводу путешествия уже начинали раздражать Рамиту. Впрочем, девушка не могла позволить себе поссориться со своей единственной подругой, поэтому ей приходилось терпеть Гурию. В общем, возможность остаться в одиночестве под благовидным предлогом стала для нее настоящим облегчением.

В тот вечер Мейрос разделил с ней ужин у небольшого костра, который для Рамиты развел Кляйн. Он вложил ей в руки книгу. Рамита взяла ее дрожащими пальцами. Ей никогда еще не доводилось держать книгу. Ее страницы покрывали ряды непонятных закорючек и завитков. Однако там были и картинки, изображавшие странных людей с бледной кожей, одетых в причудливые наряды.

– Это детский атлас Урта, – произнес маг. – Он поможет тебе изучить рондийский.

Тот вечер стал для Рамиты новым пробуждением, гораздо более чудесным и духовным, чем что бы то ни было до этого. Эти символы содержали язык. Они содержали знания. Рамита прилежно повторяла звуки, соответствовавшие каждому из символов, пока Мейрос наконец не остался доволен. Затем он отложил книгу в сторону и возлег с ней – судя по всему, ради удовольствия, а не из чувства долга. В этот раз все прошло уже не так неприятно, а уходя, Мейрос оставил книгу ей. Крепко сжимая ее, девушка скользнула под одеяло. Книга занимала все мысли Рамиты. Когда картинки перед ее глазами начали плыть, она заснула.

С этого момента Рамита ехала в одной карете с Мейросом, чтобы продолжать учиться читать, оставив недовольную Гурию в одиночестве. Теперь за окном не было ничего, кроме песчаных дюн, напоминавших золотое море. На них не росло ни одного дерева, лишь время от времени виднелись камни, на которых грелись в солнечных лучах змеи и ящерицы и в чьей тени спали дожидавшиеся сумерек шакалы. Верблюды медленно двигались вперед. Это были спокойные и удивительно кроткие животные. В Аруна-Нагаре верблюды обладали крайне скверным характером, а хозяева добивались их покорности с помощью кнута и палки. Об этих же верблюдах явно хорошо заботились, и они вознаграждали людей за этакую заботу. Да и жару, спрятавшись в палатке, почти что можно было вынести.

Мейрос ехал, опустив капюшон, так что Рамита смогла его изучить. Его длинные жидкие волосы ему не шли, а борода выглядела так, что девушке все время хотелось ее подстричь. Взгляд мага был измученным, но, обучая Рамиту своему языку, он иногда улыбался. Он извинился перед ней за то, что не ускорил их путешествие, прибыв на воздушном корабле. По его словам, это привлекло бы слишком много внимания. Девушку этот факт совсем не огорчил: она никогда не видела легендарных летающих кораблей, а мысль о том, чтобы подняться на одном из них в воздух, заставляла ее цепенеть от страха.

Страх же Рамиты перед мужем постепенно ослабевал. За полупрозрачными занавесками повозки они могли говорить свободнее. Рамита обнаружила, что, несмотря на свою неразговорчивость, Мейрос был терпеливым человеком, а расслабившись, он казался моложе.

– Это все пустынный воздух, – ответил он, когда девушка набралась смелости ему об этом сказать.

Впрочем, Рамита подумала, что дело, скорее, в том, что он смог на время оставить свои заботы.

Мейрос учил ее не только языку. Он научил ее мантре, короткому напеву, позволявшему помешать магам читать ее мысли. Эта защита не была долговременной, но ее должно было хватить для того, чтобы успеть обратиться за помощью. Способность этих людей делать подобные вещи очень пугала девушку, поэтому она последовательно практиковала, стараясь концентрироваться на мантре, что бы ее ни отвлекало. Мейрос также научил мантре Гурию, которая быстро ее запомнила.