она же тем временем продолжила его снимать. Ему требовалось хорошенько сконцентрироваться, чтобы произнести хотя бы несколько слов, не дав сковать себя смущению и робости, и ему вспомнилось, что то же самое он испытывал и с Ниной, история с которой, казалось, закончилась вечность назад.

— А какое, по-твоему, впечатление производишь ты?

— Я? — переспросила Элис.

Бен кивнул, и она снова щелкнула затвором.

— Ну, скажем, что я тоже, как и ты, достаточно неуверенна в себе.

— Хм…

— Ну да, — щелк! — так что мы с тобой, — щелк! — можно сказать, товарищи по стеснительности.

Бен готов был уже рассказать ей все как на духу, но все же с удовольствием оставил эту тему и неожиданно для себя начал весело и беззаботно смеяться, в то время как Элис все щелкала и щелкала снимки. Наконец она тоже зашлась смехом.

— Не смейся, а то портишь фотки, — приструнила она Бена.

Глава 12. Не успев распуститься

Январь сменился февралем, и температура на улице поднялась достаточно, чтобы после уроков зарядил мелкий дождь. Бен начал частенько пропускать тренировки по борьбе, и никто его туда уже не зазывал. Складывалось впечатление, что команда распадается на глазах, причем они уже проиграли три соревнования подряд.

В отпечатках ног на снегу повсюду скопились темные лужицы, и после учебы Бен вернулся в общежитие в мокрой одежде и обуви. Его фирменные кроссовки уже слегка продрались вдоль носков, и Бен сомневался, что им удастся дожить до конца семестра. В коридоре он разделся до трусов, внес сырую одежду в комнату и, откинув занавеску перед своей гардеробной, закинул все в белую пластмассовую корзину для стирки. В корзине также лежали и все его полотенца. То, каким он вытирался утром, было влажным и припахивало плесенью, однако ему очень хотелось снова принять душ, чтобы согреться. Бен понимал, что не следует этого делать, однако все же отдернул занавеску у гардеробной Ахмеда, чтобы взять себе одно из его шикарных полотенец. Он собирался кинуть его потом в сушилку ниже этажом, так что Ахмед даже и не понял бы, что оно куда-то пропадало.

Он так и не купил Ахмеду новые полотенца вместо тех, на которые его вырвало еще осенью, а теперь уже было слишком поздно это делать.

По левую руку, в самой глубине гардеробной Ахмеда, под аккуратно развешанными на плечиках костюмами и рубашками, Бен увидел кожаный сэтчел — ныне пустой и тоненько сжатый ремешком, перекинутым через верхний край. Рядом с ним стояла обувная коробка фирмы L. L. Bean — в точности как та, в которой прибыли сюда шлепанцы Бена. Неужто Ахмед купил себе шлепки, не посоветовавшись с ним? У Бена даже возникло странное желание повернуться к своей гардеробной и убедиться, что его собственные шлепанцы на месте.

Он сделал полшага вперед, присел на корточки и подтянул коробку к себе. Она оказалась легкой — слишком легкой, чтобы в ней лежала обувь, но в то же время и не настолько, чтобы быть пустой. Бен поднял крышку. На мгновение слегка разреженный воздух внутри коробки воспротивился открыванию. И вот крышка сошла, и Бен уловил знакомый запах даже раньше, чем увидел зип-пакет с галлон объемом, полный темно-зеленой сушеной травки. Бену даже захотелось скорее накинуть крышку обратно и вновь открыть коробку, чтобы во второй раз увидеть там что-нибудь совсем другое. И он сидел на корточках, глядя на этот пакет, на мелкие бутончики, настолько еще не развившиеся и плотные, что даже не расплющивались о прозрачный пластик. Наконец он осторожно положил крышку как было и задвинул коробку на место.

Вечером Ахмед вернулся в комнату в одиннадцать. Бен в ожидании его сидел, читая, на диване. Сосед начал проделывать свой обычный ритуал приготовления ко сну, и Бен улучил момент, чтобы с ним поговорить.

— Ахмед, почему у тебя в гардеробной коробка с травой?

Сосед повернулся и посмотрел на Бена без тени удивления на лице.

— Томми сказал, что никто не догадается, что она может быть у меня в комнате, — ответил он. — И это правда, если так подумать.

— В нашей комнате, Ахмед. Никто не подумает, что она в нашей комнате.

— И так оно и есть.

— Но я как-то не собирался брать на себя подобный риск. И если они найдут ее здесь, то и меня повяжут тоже.

— Тебя не повяжут, потому что ты не знал, что она тут.

— Никто не станет разбираться. Каждый отвечает за все, что происходит в его комнате, а я теперь знаю, что она здесь.

— Но зачем ты вообще что-то смотрел у меня в гардеробной?

— Это сейчас неважно.

— Что?

— Сейчас это совсем неважный вопрос, Ахмед.

— А мне кажется, очень даже важный. С чего вдруг ты рылся в моих вещах?

— Я увидел обувную коробку Bean, и притом я знаю, что ты себе обувь Bean не покупал.

— Но эта коробка совсем не торчала наружу. Она была в самой глубине ниши. Почему ты рыскал у меня по гардеробной?

— И так уже ходят слухи, — сказал Бен, оставив его вопрос без ответа. — Может, уже не так и безопасно прятать наркотики у тебя…

— Говори потише, — остановил его Ахмед. — Никто этого не узнает, если ты никому не скажешь. Так что просто помалкивай.

— Но ведь все видят, что ты водишься с Томми. Он постоянно курит траву, и народ все время видит тебя в его компании. А это означает, что ты тоже куришь. Ну, или просто сидишь и смотришь, как он курит, чего на самом деле не бывает.

Ахмед застыл на месте, глядя в упор на Бена, но в ответ ничего не сказал.

— Прошу тебя, верни эту дрянь обратно Томми.

— Нет.

— Поверь, это очень плохая идея.

— Благодарен за совет.

— Послушай, а разве на сквоше у тебя это никак не сказывается? Разве при этом не труднее становится играть?

Ахмед ничего не ответил.

— Пожалуйста, Ахмед. Я правда не хочу, чтобы это находилось здесь.

— Я уяснил, что ты не хочешь, чтобы это находилось здесь. Это не будет частью твоего существования в этой комнате.

— Что это значит?

— Это значит, что если ты будешь придерживаться своего пространства в этой комнате, то ситуация для тебя будет складываться так, как тебе угодно.

— Меня не удовлетворяет такой ответ.

— Это ответ, который ты от меня получил.

* * *

В своей почтовой ячейке Бен обнаружил записку: пора было наметить план встреч с куратором на весенний семестр. У Марксона в расписании осталось три вечерних окошка подряд, и он пригласил всех своих подопечных к себе в корпус Колдера.