можем вернуться к самому началу. Мы можем начать заново.

— Почему вы так хотите, чтобы я этим занимался? Вам-то не все ли равно?

— Мне не все равно, но я не так уж из-за этого переживаю. Не станешь играть ты — придут другие. Каждый год приходят новые ребята. Нынешний сезон через пару месяцев уже и закончится. Пфф — и нет его. Пока я тебя не вижу, я о тебе и не вспоминаю. Но вот тебе точно не все равно. И я здесь нужен потому, что — в твоем случае — если ты это чувство не пропустишь сквозь себя и не дашь ему выход, то оно просто переполнит и раздавит тебя изнутри. Или ты должен отрубить от себя эту часть, и тогда ты опустеешь. И знаешь, скажу я тебе, гораздо хуже держаться в стороне и чувствовать такую опустошенность, нежели вернуться и проиграть. Грей — очень хороший сквошист. Он играет лучше тебя, но это все равно не достаточный повод, чтобы оставаться в тени.

— То, что мне требуется, я получаю от борьбы.

— Нет, Бен, из тебя так себе борец. Так что в этом ты можешь довольствоваться только тем, что «делаешь все, что в твоих силах». Можно сколько угодно говорить, что поддаваться противнику не очень хорошо. Но именно потому ты должен играть в сквош, что в сквоше ты всегда точно знаешь, когда решаешь уступить.

Глаза у Бена внезапно затуманились от слез.

— Пожалуйста, оставьте меня в покое, — произнес он.

— Это не я тебя расстроил, — мягко ответил Прайс.

Резко махнув рукой, он повернулся, чтобы уйти, и, прежде чем протиснуться через запасной выход, пару раз кашлянул, словно готовясь к холоду снаружи.

* * *

В тот вечер Бен вернулся к себе в комнату после ужина, ожидая, что Ахмед будет, нахмурившись, сидеть перед своим монитором, работая над сочинением для мистера Твомбли. Но вместо этого его сосед сидел, откинувшись на диван, уперев затылок в кожаный подголовник. Глаза у него были открытыми, а взгляд — остекленевшим.

Бен скинул с плеча сумку и повернулся к Ахмеду, который так и сидел не шевелясь.

— Ты чего, обкурился?

— Нет, — хохотнул тот.

— Ахмед, зачем ты это делаешь?

Тот несколько секунд ничего не отвечал.

— Делаю что?

Бену так и хотелось процитировать: «От мальчика, учащегося в нашей школе, ожидается, что он не станет употреблять никаких алкогольных напитков и прочих дурманящих веществ…»

— Тусишь с Томми.

— А что, кто-то другой хорошо ко мне относится после того, как исключили Энниса?

Бен не сразу нашелся, что на это ответить.

— У тебя есть и другие друзья.

Ахмед невесело усмехнулся.

— Хайдео, например, — продолжал Бен.

— Да с самого первого дня — с того плавания к Христову камню, с той истории с желе в столовой…

Бен выждал паузу и уже готов был заговорить снова.

— Томми, и Грэм, и другие… Только они стали обращаться со мной так, что я будто делаюсь лучше рядом с ними. Они относятся ко мне как к что-то значащему человеку.

Бену очень хотелось произнести вслух (но так, чтобы Ахмед этого не мог услышать) слова типа: «А как же я?» — и, лишь услышав их самому, решить, стоит ли это говорить другому. Стал бы он изъясняться откровеннее, если бы между ними не стояли деньги?

— Но это вовсе не означает, что ты должен с ними курить.

Ахмед испустил глубокий вздох.

— Но это единственное время, когда я могу расслабиться. Все постоянно сверлят меня взглядами. Я только и делаю, что стараюсь сохранять спокойствие и быть готовым к чему угодно. Все это время чем больше мне приходится делать, тем больше я должен что-то из себя изображать. А когда я нимбо, то могу просто сидеть и ничего не делать, ни о чем не думать.

Бен никогда прежде не слышал слова «нимбо», и это незнание неприятно смутило его.

— Но… Я хочу сказать… А вдруг тебя на этом поймают?

Ахмед ничего не ответил.

— Мистер Марксон… Он тебе дал почитать «Принятие решений»?

— Мы с ним об этом говорили…

Ахмед надолго замолчал, и Бен уже начал думать, не потерял ли тот нить беседы.

— Знаешь, — продолжил вдруг Ахмед, — когда я был дома, в Дубае…

И он снова умолк.

— И что?

— Так вот… Моя семья живет в жилищном комплексе. Знаешь, такая группа домов с водоемом посередине. А рядом с нашим комплексом строится другой. И вот мы возвращались домой, пережидали пробку из нескольких машин перед въездом в ворота, и так получилось, что мы остановились рядом со строительным участком. Я повернулся посмотреть, как рабочие заливают бетон. А бетон вообще всегда меня завораживал: как он постоянно должен быть в движении, чтобы не затвердеть. И я глядел, как вращается бочка миксера позади грузовика. К концу миксера был приделан большой такой желоб, и из этого желоба выходил жидкий бетон — огромное количество и очень быстро. И двое рабочих направляли эту массу в узкую траншею.

Я смотрел на их лица, на руки, на одежду. Все они были ужасно грязные. Их кожа, штаны с рубахами, даже волосы, торчавшие под каской, — все, казалось, было покрыто пылью и грязью.

Бетон вытекал очень быстро, а желоб вроде как потяжелел и провис. И рабочие стали пытаться его поправить. А потом грузовик как будто чуточку сдвинулся с места, и желоб, качнувшись, ударил одного из рабочих в грудь, и я увидел, как тот упал в траншею.

В этот момент наша машина поехала вперед, а я все глядел назад, надеясь увидеть, как этого человека вытягивают из траншеи. Только вид мне загородила другая бетономешалка. Но еще до того, как наша машина тронулась дальше, я заметил, что бетон выливаться не перестал. Может, они и вытянули его наверх, но все равно не стали останавливать эту льющуюся массу. Она все вытекала и вытекала…

В комнате повисло молчание. Наконец Бен выдохнул:

— Да уж…

— По пути домой, в самолете, — продолжал Ахмед, — я как раз читал эту книгу.

— «Спутник ученика»?

— Да. — Ахмед помедлил несколько секунд. — И вот когда это произошло, я даже не знал, что делать.

— То есть не должен ли ты был ему помочь? Тому рабочему?

— Да, именно. — Тон его сделался едва ли не пренебрежительным. — Да, не должен ли я был ему помочь. Но в то же время как?

Тут Ахмед снова надолго умолк, и Бена кольнуло нетерпением.

— Как? — повторил он.

— Как вообще все то, что написано в этой книге, можно применить к нему? К этому рабочему? И что бы сам он подумал, читая все это? Подобные