«Нет, нельзя винить во всем одного меня. Я не согласен.Разве отец в ответе за преступления своего ребенка? Пусть так, что с того? Ктобудет вести счет? Вот в чем проблема, как ты не понимаешь? Счет вести некому».

«Значит, мы убиваем по справедливости?»

«Я дал тебе жизнь, Клодия. Нет, не навсегда, но то былажизнь, и даже наша жизнь лучше, чем смерть».

«Какой же ты лжец, Лестат! Даже наша жизнь, говоришь? Ведьна самом деле ты считаешь, что наша проклятая жизнь лучше, чем настоящая жизнь.Признайся. Посмотри на себя в этом человеческом теле. Помнишь, как ты егоненавидел?»

«Ты права. Признаюсь. Ну а теперь поговорим начистоту, моякрасавица, моя чаровница. Ты действительно предпочла бы умереть в своейпостельке, чем жить той жизнью, что я дал тебе? Давай, говори! Или мы всмертном суде, где лжет и судья, и адвокат, а правду обязаны говорить толькоте, кто находится на месте свидетеля?»

Она бросила на меня задумчивый взгляд, перебирая пухлойручкой расшитую оборку своего платья. Когда она опустила глаза, на ее щеках итемном ротике заиграл свет. Что за создание! Вампирская куколка.

«А разве у меня был выбор? – спросила она, неподвижноуставившись в пустоту огромными лучащимися глазами. – Когда ты сделал своегрязное дело, я еще не дожила до сознательного возраста; да, кстати, отец, мневсегда было интересно – ты получил удовольствие, когда дал мне высосать кровьиз твоей руки?»

«Какая разница, – прошептал я и перевел взгляд с нее наумирающего беспризорника под одеялом. Я увидел, как от кровати к кроватиапатично переходит сиделка в порванном платье, с собранными на затылкеволосами. – Смертных детей зачинают в удовольствии, – сказал я, ноуже не был уверен, что она слушает. Я не хотел смотреть на нее. – Я неумею врать. Мне все равно, есть ли на свете суд или присяжные. Я…»

– Не пытайтесь разговаривать. Я дала вам несколькопрепаратов, они вам помогут. У вас уже спадает жар. Мы стараемся ликвидитроватьзакупорку в легких.

– Не дайте мне умереть, прошу вас. Я еще не закончил, эточудовищно. Если ад есть, я попаду в ад, но я думаю, что его нет. Но если иесть, то это такая же больница, только в ней полно больных детей, умирающихдетей. Но мне кажется, что будет только смерть.

– Больница, полная детей?

«Ты только посмотри, как она улыбается тебе, как кладет рукуна лоб. Женщины тебя любят, Лестат. Она любит тебя даже в этом теле, толькопосмотри на нее. Какая любовь!»

«Почему бы ей обо мне не заботиться? Ведь она сиделка. А я –умирающий пациент».

«Умирающий пациент, да какой красивый! Можно было несомневаться, что ты не пойдешь на этот обмен, если тебе не предложат красивоетело. Какой же ты тщеславный, поверхностный! Только посмотри на это лицо. Ещекрасивее, чем твое собственное!»

«Так далеко я не зашел бы!»

Она одарила меня саркастической улыбкой, и лицо еезасветилось на фоне тусклой, мрачной комнаты.

– Не волнуйтесь, я здесь. Я посижу с вами, пока вам нестанет лучше.

– Я видел смерть стольких людей. Я сам был причиной ихсмерти. Как прост и обманчив тот момент, когда жизнь покидает тело. Она простоускользает».

– Вы говорите безумные вещи.

– Нет, вы же понимаете, что я говорю правду. Не стануутверждать, будто исправлюсь, если выживу. Наверное, это невозможно. Но я досмерти боюсь смерти. Не отпускайте мою руку.

«Лестат, зачем мы здесь?»

Луи?

Я поднял глаза. Он стоял у двери палаты, озадаченный, слегкарастрепанный – его обычный вид начиная с той ночи, когда я создал его, –уже не ослепленный гневом молодой смертный, но джентльмен Тьмы, со спокойнымиглазами, с душой, обладающей бесконечным терпением святого.

«Помоги мне встать, – сказал я, – мне нужно вынутьее из кроватки».

Он протянул руку, но видно было, что он совершенно запутался.Разве он частично не повинен в том грехе? Нет, конечно нет, потому что он вечнобрел вслепую, страдая, искупая тем самым каждый свой поступок. Дьяволом был я.Только я мог забрать ее из кроватки.

Теперь пора солгать доктору.

«Тот ребенок, вон там – это мой ребенок».

Ох, как же он обрадовался, что одним бременем стало меньше.

«Забирайте ее, месье, и благодарю вас. – Он сблагодарностью глядел на золотые монеты, что я высыпал на кровать. Конечно, яэто сделал. Конечно, я не упустил случая помочь им. – Да, спасибо вам. Ида благословит вас Господь».

Благословит, а как же. Всегда благословлял. Я тоже егоблагословляю.

– Поспите. Как только освободится палата, мы перенесем вас,там вам будет удобнее.

– Почему их так много? Пожалуйста, не уходите.

– Нет, я побуду с вами. Я посижу рядом.

Восемь часов. Я лежал на каталке, из моего локтя торчалаигла, в пластиковом мешке, наполненном какой-то жидкостью, удивительно красивоотражался свет, и мне прекрасно видны были часы. Я медленно повернул голову.

Рядом сидела женщина. На ней было пальто, очень черное нафоне белых чулок и толстых мягких белых туфель. Волосы ее были стянуты в тугойузел на затылке, она читала. У нее было широкое лицо – очень твердые кости,чистая кожа и большие, орехового цвета глаза. Брови – темные и прекраснойформы; когда она подняла на меня глаза, выражение ее лица мне понравилось. Онабесшумно захлопнула книгу и улыбнулась.

– Вам лучше, – сказала она. Выразительный мягкий голос.Под глазами – легкие голубые тени.

– Правда? – Шум резал мне уши. Сколько людей! Дверь тораспахивалась, то захлопывалась.

Она встала, пересекла коридор и взяла меня за руку.

– О да, намного лучше.

– Значит, я не умру?

– Нет, – ответила она, но несколько неуверенно. Онанамеренно демонстрировала мне свою неуверенность?

– Не дайте мне умереть в этом теле, – попросил я,облизывая губы. Какие сухие! Господи Боже, как я ненавижу это тело, ненавижуто, как поднимается грудь, ненавижу исходящий из меня голос и не могу выноситьболь вокруг глаз.

– Ну вот, опять начинаете, – светло улыбнулась она.

– Посидите со мной.

– Я и сижу. Я же сказала, что не уйду. Я останусь с вами.

– Помогая мне, вы помогаете дьяволу, – прошептал я.

– Вы уже говорили.

– Хотите послушать всю историю?

– Только если при этом вы не будете волноваться и спешить.