И потащил с дипломированной специалистки одеяло.

Глава одиннадцатая

Мыслить позитивно

На сороковой минуте я уснул и выронил диктофон.

Он упал на пол с неожиданно громким стуком, и кое-кто в зале вздрогнул. Хорошо, что я как человек опытный выбрал себе место за большой квадратной колонной, и в президиуме никто не понял, что произошло. Сидели там спикеры обеих палат российского парламента, два вице-спикера и один замминистра. Если бы не моя предусмотрительность, вышло бы некрасиво.

Бурная ночь, проведенная с девушкой Никой, давала о себе знать. Молоденькой блондинке перенесенная нагрузка была как с гуся вода, а мои годы уже начали брать свое. Проспав урывками в общей сложности часа четыре или четыре с четвертью, я оказался не в полной мере готовым к серьезному мероприятию. На восьмом этаже нового корпуса Госдумы разные федеральные начальники и посланцы с мест обсуждали вопрос, как можно дополнительно помочь бедствующим регионам.

— Проблема сбалансированности бюджетов и вытекающей отсюда готовности выполнять свои расходные обязательства, прежде всего социальные, является краеугольной для целого ряда субъектов федерации, — покосившись в сторону моей колонны, с чувством продолжил один из спикеров. — Именно поэтому для нас особенно важными являются мнения коллег, представляющих региональные законодательные собрания…

Одного такого коллегу я повстречал в фойе во время открытия. Сначала глазам своим не поверил. Прямиком на меня двигался бывший мой наниматель, глава областного парламента Хрюшников. Перемещался он как-то неуверенно, кося глазами, что и выдавало в нем провинциала. Нес он плотно набитый, едва застегнувшийся портфель. По портфелю я понял, что видный парламентарий только что с поезда. Ему повезло, что в вагоне «СВ» можно было без хлопот умыться, побриться, почистить зубы и переодеться.

Увидев меня, Хрюшников замедлил ход, но в дрейф не лег. Наверное, так и не определился до конца, как ему реагировать на этакое чудо. Я окинул его ледяным взором, будто у меня в роду был добрый десяток московских князей или бояр, задрал подбородок и продефилировал мимо. Соблазн обернуться был очень велик, но я устоял и не поддался. В зале заседаний гость из города К. забился куда-то в дальний угол…

Я осторожно поднял диктофон с пола и убедился, что техника продолжает работать. Оратор у микрофона сменился, и зазвучала примерно та же песня, но чуть в иной аранжировке.

Судьбам регионов уделялось пристальное внимание.

Перерыв я использовал с максимально возможным эффектом. В числе первых проскакал к лифту и спустился на первый этаж, а оттуда пешком еще ниже — на цокольный, в думский буфет. Там заказал, по завету Паниковского, двойную порцию холодного кефира и принялся блаженствовать. Компанию мне составил давний приятель, вечный помощник одного из депутатов-старожилов. Я свел с ним знакомство, когда он вздумал посетить мою родную губернию со съемочной группой, делая фильм про своего босса. Тогда мы вместе лазили по свинарникам и коровникам, на фоне которых позировал законодатель, а сейчас перезванивались чуть ли не с января, но встретиться было всё некогда. Сегодня приятель отскочил перекусить, пользуясь кратковременным отъездом своего руководства, и по-быстрому взял себе традиционную для буфета яичницу с сосисками и кетчупом.

— При новом начальстве здесь по-другому жить стали, — делился он наболевшим, жадно поедая свое кушанье, — и кризис по нам тоже ударил.

— Кризис? По вам? — усомнился я.

— Ну а ты как думал? Мы тоже народ.

Я не был настроен на спор: кефир оказывал живительное воздействие.

— Все надбавки убрали, все премии урезали, — сокрушался помощник депутата, — а задачи у аппарата те же остались.

— Начальство щемит, что ли? — спросил я сочувственно.

— Контролеров развелось, как собак нерезаных, — сказал он.

— В штатском?

— И в штатском, и своих воспитали. Постукивают люди, есть желающие.

— Ты вроде с пресс-службой хорошо сотрудничал, — припомнил я.

— Это вчерашний день. Они пуганые стали, а мне фондов не выделяют и сношают во все дыры. Скажи, с чем я к людям договариваться пойду? Один тут нашелся, рыбу им соленую притащил, воблу вместо бабок. Выпейте, говорит, у себя в пресс-службе пивка и закусите за здоровье Савелия Ивановича, дорогого избранника нашего. Просил, чтобы они его шефа по ящику показали, по федеральному каналу.

— Закусили?

— Чёрта с два. Вернули, даже упаковку не разворачивали.

— Они там получают хорошо?

— Наоборот, гроши. Говорю же, боятся, что выпрут.

— И ни в одну редакцию потом не устроятся?

Искушенный аппаратчик только вздохнул.

— Лёша, я разделяю твой сарказм, но они там у себя уже давно забыли, что такое настоящая редакция. Для них возврат из пресс-службы в СМИ — это нечто типа ссылки с элементами каторги, понимаешь?

Я покивал ему в ответ, но мое внимание уже переключилось на другое. Вначале я решил, что мне мерещится. Потом из-за соседнего столика вторично долетели очень знакомые слова «оборонный заказ». Немного повернув голову, я покосился туда.

По удивительному совпадению стоячее место рядом с нами занимал еще один мой земляк. Отирался он в девяностые в мэрии нашего городка, потом занимался партийным строительством, прислонившись к московскому политику патриотической направленности. Комсомольское прошлое не помешало ему истово уверовать и креститься. Его организация отдавала сектантским душком в смысле методов и стиля, а ее основателя соперники на выборах обвиняли в криминальных замашках. Так это или нет, мне было сложно судить: мы никогда близко не общались. После того, как его столичный покровитель угодил в опалу, патриота довольно долго не было видно и слышно.

— Дорофей Александрович, ситуация крайне тяжелая, — с придыханием говорил его напарник в плотном, с начесом пиджаке. — Патриотические силы разобщены, либералы всех мастей этим пользуются.

Судя по тарелкам, заправские борцы за Родину сидели на той же яично-сосисочной диете, что и мой знакомый. Что касается лексики, да и содержания беседы, то подобного горячечного бреда я досыта наслушался еще на митингах в начале девяностых. Кроме того, противники либерализма перешли на шепот. Из их дальнейшего обмена репликами я полностью разобрал только одну, в исполнении земляка.

— Дмитрий Альбертович скоро получит новое назначение. Он передал, что надо продержаться, — услышал я.

Дмитрием Альбертовичем звали того опального политика, который давно служил крышей Дорофею Александровичу. Находился вождь, как выражались его поклонники, в изгнании. Если точнее, служил в российском посольстве в одной маленькой непыльной стране, которая славилась кулинарными изысками. Претерпел он означенные страдания за несогласованную публичную эскападу на тему межнациональных отношений. «Карбонарии хреновы», — подумал я, окончательно теряя интерес к чудной парочке.

На продолжение заседания я не поперся. Спикеры обеих палат, немного послушав стенания приезжих, еще до обеда слиняли из президиума. В