на кофейной гуще и бровях начальников пытались заранее раскрыть тайну всех тайн — определить, кто будет преемником нынешнего гаранта конституции. Каждый из комментирующих был по-своему уклончив и оставлял себе путь к отступлению, ибо правды, похоже, не знал никто.

Часть экспертов допускала, что молодой наш либерал благополучно останется на второй срок, и народ этот выбор в целом поддержит. Была в их утверждениях определенная доля истины, особенно, что касается народа, который и не такое поддерживал. Другая часть комментаторов, тоже как будто резонно, указывала на то, что рейтинг власти постепенно ползет вниз. Подразумевалось, что фиг его знает, куда он доползет к марту.

В качестве гипотетических альтернатив президенту-либералу назывались люди разные. Фигурировали в списке вероятных сменщиков несколько вице-премьеров и губернаторов, парочка глав государственных корпораций и даже один из двух парламентских спикеров. Последнего, впрочем, назвал вероятным преемником лишь один конспиролог, из года в год продвигавший одну и ту же теорию всемирного заговора. Сами якобы кандидаты в преемники от малейших комментариев уклонялись.

Тем временем от Вэ-Гэ вернулась Нонна. Шеф поделился с ней идеей издать книжку макроэкономиста Христофора Винта, который консультировал еще Джорджа Буша-старшего, а потом помогал президенту Боснии и Герцеговины реформировать экономику этой балканской страны. Доктор Винт, выловленный на какой-то презентации, уже благосклонно дал свое согласие печататься, но право изыскать средства любезно предоставил нам. Возиться с редактурой пухлого труда мне страсть как не хотелось. К счастью, ее взяли на себя Эрик с Инной.

Наконец, мне удалось-таки улизнуть от коллег и проникнуть в приемную. Офис-менеджер Ирина с постоянным румянцем на щеках деловито подшивала бумажки, дверь в кабинет Всеволода Георгиевича была распахнута. Шеф стоял на пороге и тыкал пальцем в смартфон. При виде меня он бросил это занятие и сам спросил:

— Ты о моем предложении думал?

Я покосился на Ирину и лаконично ответил:

— Думал.

— Подумай еще чуть-чуть, скоро вернемся к этой теме, — сказал он и похлопал меня по плечу.

Трудовой день в домике завершался безрадостно. Из офиса ССР по факсу пришла крайне печальная весть. Отставка исполнительного директора Совета счетоводов России, которая давно ожидалась, но в которую у нас упорно не хотели верить, всё же состоялась. Веру Моисеевну, компанейскую и доступную, дружившую с журналом с момента его создания, сменила безумная Ангелина Прокофьевна. Депутат Грузилова одержала верх в долгой подковерной борьбе и пропихнула свою оруженосицу на хлебную должность. Кое-кто из наших при виде факса даже застонал в голос.

— Поработаем теперь, — мрачно молвила девушка Юля.

Тут она была права.

— Ну, почему, почему всё так? — яростно возопила другая сотрудница рекламной службы, выпившая заодно с Верой Моисеевной, наверное, целое озеро водки. — Почему таких продвигают, а? Кто-нибудь мне скажет?!

Через неделю ей предстояло провести совместное с ССР официальное мероприятие. При Вере Моисеевне оно, без сомнения, вылилось бы в милые, буквально домашние посиделки в особнячке на Остоженке, который занимало представительство одной древнерусской области. Завершились бы они сытным угощением под расслабляющие и согревающие напитки, с яркими авторскими тостами и воспоминаниями о былом. Во что всё выльется при такой ходячей жути, как Ангелина Прокофьевна, даже трудно было вообразить.

Погоревали и бросили жребий. Идти освещать мероприятие выпало мне. Рекламистка начала что-то сумбурно говорить, объяснять расстановку сил, я покивал и предложил ей вернуться к этой теме в понедельник, когда сдадим номер — если сдадим, конечно («Или когда положу заявление шефу на стол», — мысленно добавил я). Параллельно я обменивался сообщениями с Мариной, которая снова дежурила в своей больнице.

«Завтра там же тогда же?» — спрашивала она, не забывая присовокупить к сообщению смайлик.

«А как иначе?», — бойко отвечал я.

«Сделали свой журнал?» — продолжала Марина.

«В процессе», — подпустил я тумана.

«У адвокатов научился?» — съязвила она.

«У всех учусь», — смиренно отозвался я.

«Что делать будем?» — пришло новое сообщение со смайликом.

«Целоваться?» — предположил я.

«Понравилось?» — мигом поступил ответ, сопровождавшийся аж двумя виртуальными улыбочками.

«Не то слово», — оценил я ее понедельничные старания.

«Посмотрим на ваше поведение», — изобразила она суровость.

«Лучше на что-нибудь еще», — не принял я строгий тон.

Ответом на это мое предложение был целый ряд смайликов, один даже с высунутым языком.

«Ам!» — написал я.

«Еще серьезный журналист называется», — попеняла Марина.

Потом ее резко выдернули в операционную, и содержательный диалог прервался.

Когда творческий состав начал потихонечку паковаться, поглядывая на часы, в редакцию опять заскочил шеф. Ему захотелось посоветоваться с нами по очень непростому вопросу. В прошлом номере была опубликована статья об истории счетоводческой деятельности в органах прокуратуры. Согласовывали ее раза четыре, так что Эрик, через которого шел процесс, буквально осатанел. Тем не менее, среди сплошной цифири затесалась опечатка: необъяснимым образом откуда-то появилась лишняя запятая. Референт прокурора на другом конце провода, будто предчувствуя неладное, заранее предупредил, что в статье каждый знак препинания имеет суть и вес. Эрик отнесся к ляпу довольно спокойно, а вот политичный Вэ-Гэ был просто в трансе. Он должен был лично отнести экземпляр журнала в казенный дом и вручить его грозному референту. Всеволод Георгиевич, как мог, оттягивал визит, но оттягивать дальше уже не было никакой возможности.

Консилиум по поводу злосчастной опечатки заседал недолго. Приняли следующее решение: коварную запятую аккуратно подчистить лезвием, а если зоркий референт узрит шероховатость, списать ее на типографский брак. «Не будет же он все номера сличать?» — мотивировала Нонна. Шеф согласился и стал собственноручно колдовать над злосчастной статьей.

По пути в резиденцию у «Алексеевской» я закупил кое-какие продукты питания, а также соки-воды. На месте, умывшись и переодевшись, накрошил салата из овощей, нарезал бородинского хлеба и по-быстрому сервировал стол на две персоны. Из недр кухонного шкафчика извлечена была початая бутыль виски, оставшаяся от наших с Никой возлияний. Отпили мы, как выяснилось потом, при дневном свете, сравнительно немного. Во второй линии, на всякий пожарный случай, заняла место медовуха.

Домофон закурлыкал практически вовремя.

— Отворяй ворота, — услышал я знакомый голос и нажал на кнопку.

Не прошло и минуты, как я крепко жал руку своему верному товарищу. Павел был знаком со мной с тех времен, когда я сражался в информационных войнах далеко от столицы. Свел нас общий друг и мой компаньон Лёва. Промчались годы, но связь не прервалась. Мы продолжали общаться и после моей миграции в Москву, хотя происходило это реже, чем нам обоим хотелось бы. Забот у Павла хватало: кроме семьи, где он один представлял сильную половину человечества, имелся бизнес, не позволявший ему дремать. Последние года