– Это что такое? – изумленно спросила Лена, уставившись нагруду деревяшек, которые я, войдя в избу, высыпала на стол.

– Дрова, – гордо ответила я.

– Дрова?

– Ну да. Сама же велела их наколоть!

– Мама родная, – восхитилась Лена, – чем же ты их натюкала?

– Топором, – быстро соврала я, – долго ли умеючи.

– Это просто щепки, а не поленья!

– Странная ты, – покачала я головой, – принесешь один кусок– говоришь, больно большой. Помельче наколешь – опять недовольна. Ладно,согласна, в первый раз я сглупила, бревну в печь не влезть, но теперь тебе чтоне нравится?

– Сгорит быстро, жару не даст, – покачала головой соседка. –Ладно, вы пока запаливайте, а я из своего сарая нормальные дрова принесу.

– Вот и отлично, – засуетилась Томочка.

– Оладушки! – ожил Никитос.

– Кастрюльку с тестом видишь? – Томочка стала объяснять сынуситуацию. – Вот сюда ее ставлю, на печечку. Вилка сейчас огонь раздует, мамасковородочку нагреет, потом тесто на нее нальем и оладушки пожарим!

– А моя картошка? – надулась Кристя. – Вечно Никитосу всепервому!

– Но, Кристя, он, маленький!

– Я тоже!

Слушая перебранку, я зажигала спичку за спичкой, нодеревянная нарезка не собиралась вспыхивать веселым пламенем.

– Надо туда бумагу натолкать, – посоветовала Кристина, решивбольше не качать права.

– У нас есть газеты?

– Не-а.

И тут я вспомнила, – что в сарае, в углу валялась кучапожелтевших изданий. Сгонять на огород было делом двух минут. Схватив штукдвадцать газет, я хотела уже бежать назад, но тут приметила на одной из полокбутылку, полную мутной, желтой жидкости. «Средство для разжигания костров всырую погоду» – было написано на этикетке. Надо же, как все удачноскладывается!

Кристина и Томочка тоже весьма оживились, увидев моинаходки.

– Ну, класс, – завопила девочка, – через секунду загорится.

Все начали суетиться. Тамарочка быстро помешала тесто ипошла к шкафчику, чтобы достать масло, Кристина ринулась за сковородкой.

– Пожалуй, не надо мне картошки, – кричала она, – оладушкипоем, со сметаной!

Я щедро облила наколотые чурочки жидкостью, поставилабутылку на стол и спросила:

– Где спички?

Никитос, решив принять посильное участие в процессеразжигания огня, быстро мял газету. Кристина отняла у брата скомканную бумагу,запихнула ее в печь.

– Ну где же спички? – продолжала вопрошать я, оглядываякухоньку. – Куда подевались?

– Эй, девки, – донесся с порога мужской голос, – помните,что вы мне стакан должны?

Я обернулась. Не слишком трезвый Семеныч, пошатываясь,приближался к столу.

– С какой стати угощать тебя водкой? – возмутилась я.

– Так вы мне должны, со вчерашнего, за утюг!

– Мы ничего не гладили.

– Ну, за кипятильник!

– Уже расплатились давно, ступай себе.

– Во, я попутал, о плите речь, – затряс головой Семеныч.

– Иди отсюда, – обозлилась я, – ступай вон.

Водки нет. Впрочем, будь ее хоть бочка, все равно не далабы!

– Ну жадобина! – изумился Семеныч. – Вон же стоит бутылевичпочатый! Хоть глотнуть позволь.

С этими словами пьянчуга шагнул к столу.

– Не смей, это не для питья, – закричала я.

Но алкоголик уже схватил средство для разжигания костров. Якинулась к болвану с целью отнять у него смертельно опасное средство. Но неуспела, дальнейшие события напоминали кошмар.

– Нашла спички, – взвизгнула Кристина, тряся коробком.

– Самогоночка, – любовно произнес Семеныч, поднося ко ртубутылку, – первачок, мутненький, желтый, а запах! Прям с ног сшибает!

– Оладушки, – дискантом вел Никитос.

– Сейчас! – завопила Кристя и швырнула спичку на дрова. –Печка, зажгись!

Семеныч сделал огромный глоток, глаза его начали медленновыкатываться из орбит, волосы на голове вздыбились. Похоже, средство длякостров подействовало на пьянчужку не хуже электрического тока.

Я застыла на месте, судорожно соображая, как теперь спастидурака от смерти. Влить в него срочно литра три воды с марганцовкой? Датьраствор соли, чтобы очистить желудок? Но тут мои раздумья нарушил резкий,громкий звук. Бах!

Из плиты вырвалось черное облако, на секунду показалосьяркое пламя, потом кастрюля с тестом поднялась в воздух и понеслась прямо наСеменыча.

Не успела я понять, что происходит, как эмалированнаяемкость со всего размаха стукнула Семеныча по лбу. Алкоголик всхрапнул и рухнулна пол, на секунду взметнув вверх две ноги. Я, зажав рот руками, с ужасомнаблюдала за происходящим.

Кастрюля упала около порога, жидкое тесто поползло на пол.

В печи что-то загудело и опять послышалось: бабах! Сновавырвались клубы то ли дыма, то ли сажи.

Со стены с оглушительным звоном свалилась полка, на которойстояла посуда.

Ба-бах! С потолка упал абажур. Ба-бах! В разные стороныполетели пакеты с луком и крупой, стоявшие возле печки. Поняв, что от избысейчас камня на камне не останется, я, схватив в охапку Никитоса, рванула наулицу. За мной, толкая перед собой Кристю, вынеслась Томочка.

Ба-бах! Из окна кухни вылетело стекло и мелкими осколкамиосыпалось на грядки.

Потом неожиданно установилась тишина.

– Чего случилось? – поинтересовался Альфред, перевешиваясьчерез забор. – Я только заснул.

– Похоже, ты постоянно дрыхнешь, – огрызнулась я изатряслась, словно голая мексиканская собачка, на которую идиоты-хозяева забылинадеть в двадцатиградусный мороз попонку.

– Мы оладьи жарим, – дрожащим голосом объяснила Томочка.

– Похоже, они у вас с начинкой из взрывчатки, – кашлянулФредька, – ну и воняет, керосином вроде несет!