Он хохочет, усаживается вместо меня на диван и с ожиданием наблюдает за моей реакцией. А я перебираю дорогие вещи и совершенно не представляю, что теперь с ними делать. Особенно с нижним бельем, которым он решил меня обеспечить минимум на два года вперед.

Кручу в руках комплект из провокационных трусиков и прозрачного обтягивающего пеньюара черного цвета. Перехожу к белому, еще более пикантному. Провожу ладонью по красному — безумно красивому, которое смотрелось бы безупречно, сексуально и возбуждающе. И оставляю в покое.

— Ничего не понравилось? — спрашивает Тимур, словно считав мое состояние.

Подняв голову, натыкаюсь на вдумчивый взгляд и понимаю, что вот… вот и настало время для того самого разговора.

— Нет, — качаю головой, — просто думаю, что ничего из этого мне не пригодится. Понимаешь, я…

Опускаю взгляд всего на секунду, чтобы выпалить признание, которое обжигает, но меня тут же обхватывают руки Тимура и прижимают к себе, раскачивая, словно ребенка, который капризничает.

— Не торопись, — просит он, опускаясь на пол рядом со мной. — Аль, просто не торопись, хорошо? Я знаю, что накосячил, знаю, что виноват. Но все, о чем я прошу тебя — это не торопиться.

И эти объятия, эти слова будто накрывают меня плотным куполом, пряча под собой маленький огонек, который хотел вырваться. Хотел, но не смог, слишком слаб. Не потух пока — нет, притаился, ожидая или новой искры, чтобы загореться еще ярче, живее, или исчезнуть, забирая тепло и свет, если почувствует, что больше не нужен.

— Мы с тобой оба не будем торопиться, — уговаривает Тимур. — Ты просто отвыкла. Понимаешь? Ты просто отвыкла, Аль.

Его слова звучат убедительно. К тому же, синхронно повторяют те мысли, что мелькали и у меня.

Может, действительно, все дело именно в этом?

Я устала от одиночества, затаила обиду и просто отвыкла?

Мы долго так и сидим на полу, представляя собой какую-то живую, но неправильную фигуру, и отодвигаться друг от друга нет ни сил, ни желания.

Я не дергаюсь, когда Тимур поправляет прядь волос, которая упрямо щекочет мне нос. Не отшатываюсь, когда он склоняется, чтобы подуть на другую, еще более своевольную. И не сбегаю в панике, когда он прислоняется к моему виску своим лбом и оставляет легкий поцелуй, едва уловимый, но невероятно знакомый.

Он не отказывается от своих слов и когда на город опускается ночь, и нужно думать, кто где будет ложиться.

— Чур, я на диване! — озвучивает, заметив, что я уже откровенно зеваю и машет рукой, отпуская меня. — Иди, иди, тебе завтра на работу, а я могу отоспаться. К тому же, где все лежит, я еще помню.

Бросает на меня быстрый взгляд, но я игнорирую оговорку, которая снова указывает на долгое расставание — «еще». Еще — это неплохо, совсем не плохо для тех, кто так долго не виделся.

Пока я принимаю душ, он успевает разложить диван, застелить постельное и теперь щелкает пультом.

— Ты уже? — усмехается, заметив меня. — Так, теперь моя очередь!

— Ванная к вашим услугам, — отвечаю ему в том же радужном тоне, хотя на душе у меня полный бардак, если честно.

— Отлично, — он поднимается с дивана.

А когда проходит мимо меня, неожиданно склоняется, медлит пару секунд, дожидается, пока я взгляну на него, и…

— Тимур…

Целует в уголок губ, хотя я уверена — он передумал только в последний момент, понял, почувствовал… догадался?

Прижимаю палец к губам, потираю их, усмехаюсь задумчиво — быстро же я перенимаю чужие привычки. Чужие, ставшие близкими… А спустя мгновенье мое горло обжигает мой собственный окрик:

— Тимур!

Но он машет рукой, даже не оборачиваясь, скрывается в ванной, и я слышу, как через секунду уже громко стекает вода.

Я измеряю гостиную шагами несколько раз, кручусь нетерпеливо на месте, ухожу в комнату, а потом сажусь на кровать и прекращаю это бессмысленное занятие. Тимур так долго плещется в душе, что я почти засыпаю. Это все стресс, не иначе, да и усталость от долгих бесед, впечатлений.

К тому же, такие разговоры, что нам предстоят, с бухты-барахты не происходят, а за ночь ничего не изменится.

Выключаю свет и ложусь.

А в тишине и относительной темноте или благодаря подступающим снам эмоциональные качели, на которых я раскачиваюсь весь день, успокаиваются и все уже кажется не таким важным и срочным. Возможно, даже ненужным.

Мысленно мечусь от того в чем уверена — к тому, что так зыбко. И успокаиваюсь обещанием Тимура, что мы торопиться не будем.

Не торопиться…

Я настолько выжата, что это звучит как самое сладкое искушение.

Слышу тихие шаги — Тимур выходит из ванной, идет прямо в гостиную, не задерживаясь у моей комнаты. Слышу, как он укладывается. В тишине, без фона из телевизора, как и я. Слышу, как щелкает выключатель, и это действует на мой мозг как сигнал — я тут же падаю в сон.

А проснувшись, не могу понять, почему мне так жарко.

Почему, если лето прошло, в комнате уютно даже без кондиционера, но у меня такое чувство, будто меня засунули в печку живьем.

Может, я вчера выбрала одеяло — не плед?

Сбрасываю его.

Вернее, пытаюсь сбросить, потому что оно невероятно тяжелое и какое-то неподдающееся. А еще странно шевелится и снова наваливается, еще сильнее, чем раньше.

Открываю глаза, резко стряхнув с себя остатки уютного сна.

Переворачиваюсь на бок, и утыкаюсь взглядом в Тимура.

Алла

Я всматриваюсь в знакомые черты лица, задерживаю взгляд на длинных ресницах, на чуть нахмуренных светлых бровях — он всегда во сне будто ведет с кем-то невидимую войну. Долго рассматриваю его губы…

И понимаю, что меня не накрывает приятным теплом от макушки до пяток, когда он меня обнимает. Мне попросту жарко. Не умиляет больше его привычка прятать другую руку под подушку. Не тянет проверять губами, на месте ли его две маленькие родинки на левом плече.

И я не чувствую удовольствия от того, что мы проснулись в одной постели. Мне не хочется к нему прижаться сильнее, разбудить его поцелуем. Не хочется, чтобы он, все еще сонный, заправил мне за ухо пряди волос, как любил делать раньше.

И я не горю предвкушением, ожидая, когда он проснется, чтобы мы сплелись в один страстный клубок.

Я просто не могу представить, что мы потеряемся в стонах, дыхании друг друга, что нас двоих накроет такой мощной волной, что кажется, будто остальной мир полностью вымер, но главное, что мы вместе.

Возможно, тело и откликнулось бы, вспомнило, потому что это мой первый мужчина, мужчина, без которого я сходила с ума и только рядом с ним приходила в себя. А еще потому, что нас слишком многое связывает, и кое-что еще теплится, отдавая болезненным спазмом.