Аня Каренина - Лилия Ким

«Конечно, в течение некоторого времени насиловать природу можно,

но раньше или позже она отомстит за себя.

К сожалению, мы только слишком поздно поймём это».

Один запрещённый автор

Все семьи одинаково несчастны.

В двухкомнатной квартире Карениных-Облонских назрел социальный кризис. Никто ничего не мог, но все всего хотели.

Каренина Анна Аркадьевна, сорока восьми лет, смертельно жаждала мировой феминистской революции, сиречь глобального переворота, как в сознании женщин планеты, так и в сознании собственной дочери. Ещё Анне Аркадьевне очень хотелось красивые ноги. Однако переворота не происходило — ни планетарного, ни внутрисемейного, а ног и вовсе не было никаких. Те нижние конечности, что наличествовали до развода, после оного мероприятия отрезало поездом, под который Анна Аркадьевна прыгнула или упала от отчаянья получить с бывшего мужа алименты или по рассеянности — также не известно.

Каренина Анна Алексеевна, шестнадцати лет, без всякой надежды мечтала о новых модных шмотках, быть ростом метр восемьдесят, размер носить сороковой. Однако по нищете своей одеваться семья Карениных-Облонских могла только в секонд-хенде, росту в Ане Карениной набралось всего метр шестьдесят три, зато размер аж сорок шестой. Эти печальные обстоятельства придавали мечтам дочери Анны Аркадьевны о богатом и щедром мужчине некую болезненность, связанную с постоянным страхом их несбыточности. Втайне Аня Каренина, конечно, мечтала быть топ-моделью или, на худой конец, поп-звездой, но при её-то внешних данных… Лучше и не думать.

Облонский Степан Аркадьевич, сын Карениной-старшей и соответственно брат Карениной-младшей (правда, от другого, неизвестного отца), молодой человек двадцати девяти лет, наружности приятной, но лености невыносимой, мечтал обо всех жизненных благах «пакетом», разбирался в ценах на жильё, автомобили, туристические путёвки, мобильные телефоны и проституток. При этом, закончив девять классов, находился в поиске своего призвания, «не желая размениваться по мелочам». Призвание заставляло себя ждать. За 29 лет Степан Облонский нажил только жену, двоих детей и прозвище «Стива». Однако он нисколько не отчаялся и в ответ на все упрёки в тунеядстве начинал весьма вольно и приблизительно цитировать Генри Миллера, который, по его словам, имел сходную биографию и даже хуже.

Облонская Дарья, жена Стивы, из-за серой невыразительности своей внешности, удивительной похожести на десяток соседок и вообще массу женщин, проживающих в средней полосе России, сразу после клонирования знаменитой овцы получила прозвище «Долли». Смертельно ненавидела Генри Миллера, хотя ни одного произведения, вышедшего из-под его пера, не только не читала, но и в руки принципиально не брала. Принципы феминизма, концепцию самостоятельности, построение отношений «мать/дитя» отдельно от мужчины — всё это Дарья Облонская ежедневно претворяла в жизнь собственной персоной.

Облонские Таня, четырех лет, и Гриша, несколько месяцев, — по малолетству и несознательности своей хотели только регулярно и вдоволь есть. Но жизнь показывала, что даже эти нехитрые грёзы составляют собою несбыточное. В чём, по словам их отца Стивы, тяжко повинны какие-то олигархи, что обокрали всю страну в целом и семью Карениных-Облонских в частности. Дети люто ненавидели олигархов, которые нагло отбирали у несчастной семьи последнее. Буквально приходили по ночам и выгребали из карманов мелочь.

Однажды бабушка Анна Аркадьевна дала Тане десять рублей со словами, что это её стартовый капитал. Мол, пора учиться распоряжаться своими средствами. Как заботливый и прозорливый отец, Стива тут же высказал дочери напутствие — хранить деньги в банке и получать проценты, каждый день по рублю. Девочка послушно положила червонец в предложенную папой пол-литровую банку из-под огурцов. Наутро червонца там не оказалось, а отец объяснил, что это правительство устроило ей дефолт. Таня заплакала и решила больше никогда в жизни не класть денег ни в какие банки. При этом бабушка заметила, что так всегда бывает с девочками, которые хотят заработать не своим умом, а за счёт мужчин. Мама в свою очередь успокоила девочку, объяснив, что бабушка старая дура и за счёт мужчин жить можно и даже в какой-то мере нужно, но так как большинство из них козлы наподобие папы, то случаются дефолты. Ребёнок разревелся ещё громче, окончательно запутавшись в тонкостях политических и социальных вопросов.

— Ты так вырастишь проститутку! — накричала на Долли Анна Аркадьевна.

На Каренину-старшую тут же все зашикали.

— А что такое простиутка? — поинтересовалась Таня.

Облонский заржал и усилием воли выпалил на одном дыхании:

— Это феминистка, которая позволяет мужчинам пользоваться её женской сущностью только за деньги!

— Идиот! — Анна Аркадьевна собралась уже было удалиться, совершив разворот на своём инвалидном кресле.

— А кто такая эта фенанистка? — не унимался тупой ребёнок.

— Феминистка! Надо говорить «феминистка»! — подъехала вплотную к внучке бабушка.

Таня отбежала и спряталась за Долли.

— А кто это? — выглядывая из-за маминой юбки, снова спросила Таня, которая совершенно не понимала, о чём идёт речь, но просекла, что её вопросы злят бабушку и сильно забавляют родителей.

— Это такая тётя, которая любит других тёть, — пояснила Долли, погладив девочку по щеке.

Стива икал.

— А я всю жизнь думал, что это лес… — он не смог закончить фразы.

— Идиоты!

Анна Аркадьевна стукнула ладонями по подлокотникам кресла, потом демонстративно развернулась и поехала в свою комнату.

— Вот твоё воспитание! Идиот! — огрызнулась она на сына через плечо.

— Моё! — еле выдавил тот, превозмогая смеховые корчи.

— Не твоё! — выступила Долли.

— Не моё?! — Стива резко перестал смеяться и с необыкновенной прытью подскочил к жене. — А чьё?

Тут разревелся Гришка, и скандал между его родителями застопорился. Да, дети определённо укрепляют семью. В случае Облонских — так просто цементируют, заливают бетоном заживо.

Наступили белые ночи, дамы истязают кавалеров. Ночные прогулки по набережным, ахи-вздохи, мечтательное закатывание глаз, чумная загадочность. Вся грёбаная романтика махровым цветом. Солнце, повернувшись к Земле задом, удалилось, а свет цинично оставило.

Стива Облонский возвращался с футбольного матча одиноким и свободным. «Зи-и-н-и-и-т!!!» — доносилось со всех сторон пьяное завывание. Облонский любил бывать на стадионе — единственное место, где можно кричать, материться, топать ногами, выпускать пар по полной. После всегда остается ощущение как после изнуряющего жаркого секса. Даже лучше. Особенно приятно после игры идти по дороге, где специально перекрыто движение, чтобы толпа как можно скорее впиталась в окрестные станции метро, и смотреть, как водители всяких джипов, чертыхаясь, пендюрят в объезд. А ты идёшь себе нога за ногу, пьёшь пиво и орёшь от восторга. И всё тебе можно. И менты в оцеплении чахнут. Чувствуешь себя президентом на параде.