Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перестаю поправлять его куртку, понимая, что просто тяну время, и присоединяюсь к нему. А он уже хозяйничает у холодильника. Все, как в былые времена — без реверансов, стеснения, по-домашнему.
— Тортики! — умиляется. — Аль, ты что, чувствовала, что я приеду? Знала, что не выдержу первым, да?
— Нет, — смеюсь над его непосредственностью, — просто немного нервничала.
Он закрывает холодильник, так ничего и не взяв. Подходит ко мне, обнимает, заставляя прижаться к себе, и вздыхает в мою макушку:
— Не переношу, когда мы так глупо ссоримся. Вообще не переношу, когда мы ссоримся.
Какое-то время мы так и стоим, но вдруг он снова делает вдох и отпускает меня. Пока он наливает себе борщ, выбирая погуще, я достаю сметану, за которой он лез в холодильник, и хлеб.
— Не представляешь, как мне этого не хватало, — сетует он, активно орудуя ложкой, потом хитро улыбается и добавляет: — Хотя тебя не хватало больше, конечно.
— Только потому, что я могу приготовить не только борщ, — вставляю ворчливо.
— Ты меня раскусила! — соглашается дурашливо он, а потом становится совершенно серьезным, даже есть забывает. — Знаешь, Аль, я не жалею о том, что уехал. Другой менталитет — вот с чем до сих пор возникают проблемы. А так масса возможностей, которые я использую, карьерный рост, перспективы…
Я знаю, что у него все в порядке, поэтому просто киваю. Он мне не раз хвастался по сети своими успехами, я искренне рада, что у него получается все, как он и хотел. Если у человека талант, грех его не использовать.
Он бегло рассказывает о проекте, который ведет в данный момент. Я киваю, даже кое-что понимая. С охотой переключается на друзей, которыми успел там обзавестись. Хотя и говорит, что это скорее не дружба, а приятельство, полезные связи.
— Там вообще с настоящими отношениями все сложно, — делится он. — Все как-то продумано, с расчетом. И даже если ты вписываешься в этот расчет, все равно неприятно.
— Прагма играет большую роль и у нас, — пожимаю плечами.
— Не скажи, — не соглашается он. — Вот ты меня полюбила просто так, без оглядки на то, кем я работаю, сколько зарабатываю сейчас и каким будет мой годовой оклад через несколько лет.
— Это потому, что ты тогда вообще не работал, — отшучиваюсь.
Он усмехается, согласно кивает, но на этот раз усмешка выходит несколько грустной.
Но я не успеваю спросить, что его гложет.
— Единственное, о чем я жалею, — рука Тимура ложится поверх моей, — что мы не смогли уехать вдвоем. Но ничего, сейчас все наладилось, я уже более-менее стою на ногах, так что… сколько там тебе отработать осталось, чтобы выиграть пари у моей мамы? Неделя? Две? Доработаешь, и смело собирай чемоданы.
Он принимается описывать, в каком огромном и красивом городе мне предстоит в скором времени жить.
Рассказывает, какие меня могут ждать перспективы как супругу такого видного парня, и как хорошо, что мы наконец будем вместе.
А я вдруг отчетливо понимаю, что радости нет.
Даже с учетом того, что в его планы входит не только мой отъезд, но и свадьба. Свадьба, которую я ждала целых два года…
Я чувствую, что угодно — ностальгию, легкую тоску, толику сожаления, тихую грусть, изумление.
А радости от его предложения нет.
Алла
Между нами нет напряжения, натужных пауз или неловкости, нет неудобных вопросов — нет ничего, к чему я морально готовилась.
Тимур ведет себя так, будто мы расстались ненадолго, буквально вчера, и ничего необычного нет в том, что наконец-то увиделись. Другие страны и города остаются каким-то фоном, не более.
Он снова с легкостью вписывается в мое пространство, как будто ничего не менялось. Мы пьем чай — это наше совместное увлечение. Он в прикуску с тортами, а я — с его разговорами.
Мне кажется, за пару часов я узнаю куда больше, чем за два года. По скайпу, по телефону у нас, как у всех, было куда больше общих фраз, чем сейчас. Он то и дело поворачивает ко мне свой смартфон, чтобы я посмотрела на его коллег, руководство, на огромную корпорацию, в которой успешно работает.
Радуюсь его успехам, смеюсь над забавными моментами, с которыми он сталкивался, пока обвыкал. Отделываюсь скупыми фразами, когда он интересуется, что нового у меня. Потому что те изменения, о которых действительно стоит упомянуть, стоят в горле комом и все еще под огромным сомнением. Я и сама в них толком не разобралась, чтобы пытаться объяснить кому-то еще. Дома без изменений, он и сам это видит и знает. А моя работа его не волнует.
Он четко очерчивает, что терпит ее только ради того, чтобы я выиграла спор.
И ликовать бы, что он на моей стороне, или хотя бы от того, что скоро я вкушу вкус долгожданной победы, а я чувствую горький привкус, и только.
И с сожалением понимаю, что за два года мы слишком многое потеряли. С Тимуром просто, легко, как и раньше. По-прежнему интересно, временами смешно. Он привлекательный парень, нас многое связывает. Но что-то важное, дорогое, возможно даже бесценное, безвозвратно утрачено.
Он рассказывает, балагурит, втягивает меня в свое настоящее, но я то и дело выскальзываю из его настоящего в собственное. Понятия не имею, в какой именно момент они разделились: мое настоящее и его. И не знаю: реально ли все это склеить.
Иногда прихожу к выводу, что нет, и лучше не медлить, не пытаться, не давать шанс друг другу, чтобы не жить потом в пустоте. Пытаюсь начать разговор, кручу на языке признание в том, что встретила другого мужчину, правда, пока не представляю, что у нас будет и что есть сейчас. Даже успеваю произнести несколько слов подготовки…
Но то и дело сбиваюсь.
Открытость Тимура, его уверенность, что у нас все в порядке, а это лишь минутное замешательство после долгой разлуки, и очередная его история обрывают мои откровения.
И я малодушно молчу.
Слушаю дальше, киваю.
И думаю о мужчине, чьи пошлые, но горячие слова отзвучали, но все еще не отпускают. Сковали сильнее веревок и незаметно, как сеть умелого паука, тянут меня обратно, к нему.
— Ну что, — объявляет громко Тимур, наверное, увидев, что я выпала из беседы, — приступаем к подаркам!
Он тащит меня за руку в гостиную, туда же вскоре возвращается с увесистым чемоданом, открывает его и, подмигнув, предлагает:
— Может, дальше сама? Здесь все для тебя.
— Не стоило, — бормочу я, рассмотрев этикетки известных брендов.
Он усмехается, выдергивает меня с дивана и, обняв, заверяет:
— Стоило, Аль, стоило. Мне хотелось сделать тебе приятное. Ты стоишь гораздо больше, чем все это барахло.
— Ну хоть на этом спасибо, — ворчу, сажусь на пол и рассматриваю гостинцы, потому что даритель на этом настаивает.