В то время как диктаторское правительство с необыкновенной энергией вело борьбу с внешними и внутренними врагами республики; в то время как массы народа отправились к границам для защиты страны; в то время как во всей стране происходили аресты и казни, а в больших городах были сооружены постоянные эшафоты; в то время как торговля находилась в полном застое и народ изнемогал от тяжелой нужды, в это самое время внутри партии Горы назревали расколы, приведшие, в конце концов, к гибели эту сильную и энергичную партию.

Среди партии Горы намечались три течения, которые можно назвать правым, средним и левым течением. Вождем правого течения был Дантон со своими друзьями: Камиллом Демуленом, Геро де Сешелем, Филиппо, Шабо, Тюрио, Барра, Фрероном, Марлоном и др. Их впоследствии называли дантонистами. Эти люди были по большей части последователями принципов Вольтера; они охотно предались бы радостному наслаждению жизнью. Между ними были и люди очень распутные. Сам Дантон не мог уже больше выступать со своей прежней энергией после пережитых им в первый период революции напряжений и волнений; кроме того, на нем сильно отозвалось низвержение жирондистов. После смерти своей жены он женился на очень набожной женщине, которая имела на него столь сильное влияние, что он стал высказываться против атеизма Гебера. Дантон, казалось, устал от революции; система ужаса была ему не по душе, и он с нетерпением ждал конца ее. Его партию стали называть умеренной, а такое мнение о партии может быть для нее очень опасным в бурные времена. Строгие революционеры стали смотреть на нее, как на безнравственную партию.

Левая фракция Горы лишилась в лице Марата своего главного вождя, и после того как Гебер стал главой этой фракции, ее главная опора находилась уже вне конвента. Как Паш и Шометт, так и Гонсен и Моморо, являвшиеся руководителями партии, хотели, чтобы революция привела к полнейшему торжеству крайних демократических начал. Из членов конвента представителями этой партии были Клоотц и некоторые другие мало известные депутаты; была еще часть депутатов, которые колебались между левой и другими фракциями партии Горы. Левая фракция опиралась на коммуну и пролетариат парижских предместий. Комитет благоденствия смотрел на нее, как на партию ультрареволюционную, ударившуюся в крайность; на нее нападали за ее атеизм и энергичное представительство интересов того пролетариата, который принимал деятельное участие в восстаниях. Она построила свое миросозерцание на принципах философии Дидро и Гольбаха.

Самой сильной фракцией Горы в то время была средняя, главарем которой был Робеспьер и в руках которой находилась правительственная власть. Первенствующую роль в правительстве играл Робеспьер со своими друзьями Сен-Жюстом и Кутоном; это было обусловлено как тем влиянием, которым он пользовался среди народных масс, так и тем уважением, с которым к нему относились в конвенте. Он постепенно становился диктатором. Средняя фракция была сторонницей идей Жан-Жака Руссо, и сочинения последнего можно было всегда найти в канцеляриях правительства. К этому течению принадлежали Бильо-Варенн, Колло д’Эрбуа и большая часть членов партии Горы. Многие из них сильно склонялись к атеизму, но тот факт, что коммуна обладала большою властью, шел совершенно вразрез с их стремлениями к единству власти; интересы буржуазии они представляли себе не иначе, как в полном слиянии с интересами пролетариата.

До того времени Робеспьер принимал участие во всех фазисах прогрессивного развития революции. Он весь так сросся с революцией, что личность его развивалась вместе с нею.

Рост его политической власти повел к тому, что он стал задумываться над перестройкой государства по своему личному вкусу и сообразно своим идеям. Его государственные идеи раскрыли его слабые стороны, и он оказался односторонним доктринером. Он видел те ошибки, преступления и пороки, от которых погибла старая Франция; он видел ту неизмеримую народную нужду и нищету, из которой революция черпала свои силы. Но Руссо, философия которого усматривала в человеческой испорченности причину всех бедствий людских, внес путаницу в его ум. У Монтескье он вычитал, что добродетель или нравственность является характерной особенностью республиканского государства. При его склонности исходить в своих идеях из представления о республиках древнего мира отвлеченное понятие добродетели стало для него идеалом, что находилось в полном соответствии с его личным характером, его строгой нравственностью и простотой его жизни. Он говорил, что хочет в новом государстве заменить эгоизм моралью, честь – честностью, обычаи – принципами, желание – чувством долга, презрение к несчастью – презрением к пороку, дерзость— гордостью, тщеславие – величием души, любовь к золоту— любовью к славе, интригу – заслугой, остроумие – умом, скучную похоть – прелестным счастьем, отвагу великих людей – величием человека вообще. «Основа демократического правления, – говорил он, – есть добродетель, а средством для проведения ее в жизнь является ужас».

Но он забыл, что добродетель или нравственность целого народа нельзя создать в воздухе; он забыл, что нельзя при помощи террора вводить добродетель, подобно тому как устрашающее наказание уголовных законов не в состоянии уничтожить преступлений. Добродетель нельзя сделать обязательной путем декретов, она может процветать только на прочной основе материального благосостояния и «земного» счастья. Нищета и нужда всегда будут иметь своими спутниками преступление и пороки. Робеспьер не разобрался в той связи, которая существовала между революцией и изменениями в области собственности. Народ, имеющий возможность достаточно питаться, одеваться как следует, жить в удобных помещениях и получать соответствующее духу времени образование – такой народ скоро станет добродетельным и свободным; у такого народа пороки и преступления с течением времени сильно уменьшатся. Но Робеспьер не думал о необходимости такой организации экономических основ общества, которая дала бы всему народу возможность устроить лучше свою материальную жизнь и обеспечила бы ему существование. Для облегчения нужды правительство прибегло к жалким и недостаточным средствам, да к тому же Робеспьер мог обещать в своем добродетельном государстве лишь бессмертие души и веру в какое-то Высшее Существо. Голодающий народ, стойко выносивший во имя республики столько страданий, увидел себя, наконец, обманутым в своих надеждах, и этим объясняется факт быстрого и внезапного падения Робеспьера.

Раскол в партии Горы постепенно обнаруживался все яснее и яснее. Уже в ноябре 1793 года Робеспьер выступил в клубе якобинцев с нападками на атеизм. При этом он стал на обычную филистерски-буржуазную точку зрения, утверждая, что образованный человек может обойтись без религии, но что массе религия необходима. «Атеизм, – сказал он, – аристократичен. Идея о Высшем Существе, охраняющем угнетенную невинность и наказывающем торжествующее преступление, в высшей степени народна. Если бы Бога не было, его надо было бы выдумать».

Ниже мы увидим, что он, действительно, впоследствии выдумал его.

Дантонисты и это время шли еще рука об руку с Робеспьером и вместе с ними выступали против атеизма. Камилл Демулен стал издавать газету «Старый Кордельер». Одно время он ушел от политики и отдался радостям семейной жизни со своей прелестной женой Люсиль Дюплесси, которая нежно и горячо любила его. Но затем он снова выступил на арену политической деятельности. Его газета была направлена специально против гебертистов, и в этом отношении Робеспьер вполне одобрял Демулена. Но Демулен пошел еще дальше, он стал нападать на гебертистов за их требование самых решительных мероприятий против врагов республики. В это время революционный трибунал работал уже с полной энергией. Было казнено много генералов изменников. Почти ежедневно люди приговаривались к смерти за распространение поддельных ассигнатов или за преступления против законов республики. В провинции также царил террор, и, благодаря закону о подозрительных лицах, тюрьмы были повсюду переполнены.