Ранним утром 21 июня выезжаю на участок 26-го мотопехотного полка. Командир полка штандартенфюрер Монке находится на командном пункте 3-го батальона 26-го полка, расположившегося на крестьянском подворье севернее Фонтене. Развалины крестьянского дома окружает высокая живая изгородь. Раненые лежат за насыпным земляным валом, дожидаясь отправки в тыл. Павшие товарищи похоронены во фруктовом саду. Над руинами нависает плотная пелена низкого тумана. Танки и противотанковые орудия выведены на позиции прямо в живой изгороди, расчеты лихорадочно маскируют орудия и технику. Беспокоящий огонь врага сосредоточен в основном на дороге, ведущей из Рорэ в Фонтене.

После непродолжительного обсуждения обстановки я пробираюсь к Фонтене. Сопровождает меня д-р Штифт. Въезду в населенный пункт препятствуют развалины, едкий дым смешивается с густым туманом. Внезапно как из-под земли перед нами вырастают двое бойцов 2-го батальона 26-го полка. С посудой и едой в руках они пытаются отыскать остатки своего взвода. Перейдя через дорогу, мы направляемся на север. Перед нами тот самый лесной массив, из-за которого пролилось столько крови. Перебираясь через тела погибших англичан, выхожу к позициям 15-й роты. Пехотинцы с осунувшимися лицами сидят в бомбовых воронках и окопах. Офицеров практически не осталось — погибли или ранены. Ночью разведчики все же смогли доставить на позиции тело погибшего командира роты. Как же все-таки ценили своего командира эти бойцы! Даже его бездыханному телу не позволили попасть в руки англичан.

Мне непостижим источник столь высокого боевого духа бойцов. Скупо делятся они впечатлениями о прошедших боях и их результатах. Героически сражаться — для них это норма. И когда они говорят о противнике, я не чувствую в них ненависти. Всем своим видом бойцы подчеркивают, что боевой дух их на высоте. Проскальзывает, правда, ожесточение, если речь заходит о превосходстве врага по части живой силы или техники. Постоянно слышишь фразы вроде: «Бог ты мой, где были бы мы, имей мы столько, сколько они? И куда подевались наши люфтваффе?» До сих пор мы не видели ни одного нашего самолета.

Молодые бойцы просят меня не пускаться в обратный путь — настает день, и с каждой минутой интенсивность неприятельского огня будет возрастать. В самом центре населенного пункта мы как раз и попадаем под сильнейший артобстрел. За какой-то каменной лестницей я пережидаю весьма неприятное начало дня. В одного из моих сопровождающих прямым попаданием угодил снаряд — не хочется описывать, что от него осталось. Мы, словно безумные несемся по деревне. Фонтене под интенсивным обстрелом, мы очень рады, что наконец-то смогли выбраться из этих руин. Под огнем и участок 3-го батальона 26-го полка. Может, этот обстрел — артподготовка перед ожидаемым наступлением врага?

Командный пункт батальона всего в нескольких сотнях метров, но мне они кажутся бесконечными. Короткими перебежками мы все же добираемся к нему.

Тем временем совсем рассвело, и уже успели поступить первые донесения. Фонтене атакуют с двух направлений — с Сен-Пьера и со стороны Шристо. Неприятельские танки, перемахнув через узкую водную преграду, собираются атаковать Фонтене. Танки открывают огонь. Наши хорошо замаскированные «пантеры» в более выгодном положении. Пылающие танки врага замирают на местности. Если бы нам сейчас побольше патронов! Артиллеристы вынуждены экономить боеприпасы — войсковой подвоз едва дышит.

Хорошо хоть, что телефонная связь со штабом дивизии не нарушена. Я имею возможность проинформировать первого офицера штаба, что, мол, на правом фланге дивизии пока все спокойно.

До второй половины дня остаюсь в расположении батальона, убеждаясь в несгибаемом боевом духе мотопехотинцев. Все атаки противника решительно отбиты. 49-я пехотная дивизия англичан так и не сумела расшатать опору левого фланга.

С наступлением темноты возвращаюсь в дивизию. Линия фронта охвачена огнем — мистическое зрелище! На шоссе Кан—Вилье-Бокаж догорают грузовики — наверняка перевозившие боеприпасы на передний край. Штурмовики не позволили — боеприпасы взлетели на воздух в тылу, в нескольких километрах от линии обороны.

На совещании при обсуждении обстановки замечаю озабоченность на лицах. Не произнося вслух, мы понимаем, что близится час катастрофы. Косность тактических подходов, проявляющаяся при штурме плацдарма противника севернее Орны, стоившая нам стольких потерь, в конечном итоге приведет к полному уничтожению всех брошенных на этот участок танковых дивизий. Не надо быть стратегом, чтобы предугадать скорое крушение фронта, принимая во внимание огромное численное превосходство противника и на суше, и на море. А практика латания дыр оборачивается для нас колоссальными потерями лучших бойцов и уничтоженной техникой. По сути, мы пожираем сами себя — пополнения нет и не будет, войсковой подвоз свернут — ни одного танка, ни одного орудия мы пока что не получили, да и не получим.

Несколько часов на сон, и грохот канонады вновь возвращает нас к действительности. Донесения из Фонтене неотличимы от воплей о помощи. Правый фланг учебной танковой дивизии подвергся яростной атаке сил 49-й британской танковой дивизии. Лесной массив западнее Тессель-Бретвиля в руках неприятеля, наступательный порыв 49-й британской танковой дивизии уже ничем не сдержать.

Ничего не подозревая, отправляюсь в расположение 3-го батальона 26-го полка. Левый фланг 2-й танковой дивизии СС под угрозой. Весь участок батальона находится под сильнейшим обстрелом артиллерии противника. Фонтене неузнаваема. Снаряды разрушают последние из уцелевших домов. До сих пор так и не удается отразить атаку врага. Связи между ротами нет. Сплошные разрывы затрудняют видимость, из-за них невозможно определить, где передний край обороны. Артиллерия бьет беспрестанно — деревня уподобилась адскому котлу. Камни разрушенных стен впечатываются в землю, снаряды оставляют дымящиеся воронки. По старому солдатскому преданию снаряд в свежую воронку не попадет, поэтому прыгаю в одну из самых свежих, на мой взгляд, ям и слежу за надвигающимися на Фонтене танками. Медленно, но уверенно, постоянно паля из орудий, стальные колоссы продвигаются к руинам Фонтене. Противотанковые расчеты молчат — их позиции сметены ураганным артогнем. Пехотинцы крепче сжимают в руках фаустпатроны. Гранатометы против танков! Вот так единоборство! И с каким героизмом отваживаются бойцы на это единоборство! Первый танк, загоревшись, останавливается. Вижу, как пехотинцы один за другим расправляются с вражескими танками. Над нами свистят снаряды артиллерии врага. Командир 1-го танкового батальона прыгает ко мне в воронку доложить о контратаке танковой роты. Танки продвигаются вперед позади нас метрах в ста. Головные танки врага сражаются в развалинах с нашими пехотинцами, а те, что следуют дальше, до сих пор не замечают наших танков. Для расширения зоны огня контратакующей группе танков необходимо перейти шоссе Фонтене — Ше. Завязывается танковая дуэль с потерями для обеих сторон. Густой черный дым заволакивает поле битвы. Мне необходимо добраться до бойцов в Фонтене, поэтому я быстро пристраиваюсь в хвост командирского танка.

Бойцы устало кивают мне. С горящими глазами отпускают шутки. Нет, это на самом деле загадка для меня, откуда только берутся силы у зеленой молодежи выдержать эту стальную грозу. И не устают заверять меня, что, дескать, будут держаться здесь до последнего, невзирая ни на что, удержат оборону. В командирский танк угодил вражеский снаряд. Танк съезжает в сторону, распахивается башенный люк, оттуда валит дым, а потом из танка с трудом выбирается командир. Пошатываясь, он бредет к нам, потом спотыкается и падает на землю. Бойцы укладывают его за разрушенной стеной. Только сейчас мы видим, что оберштурмфюреру оторвало руку. Пехотинцы наскоро перевязывают кровоточащий обрубок.