– Я, собственно, и не скрываю свою историю. Но она займёт не одну минуту… Согласны подождать?

– Да я не тороплюсь…

– Тогда подождите немного, я вскипячу чай.

Он достал откуда-то из-под стола два стакана, налил в них из большой банки воды и в один сунул… пару бритвенных лезвий на спичках с двумя прикрученными к ним проводками, а вилку электрошнура воткнул в розетку. Спустя минуту появились первые пузырьки, а ещё через минуту вода в стакане закипела. Старик бросил туда чайную ложку заварки, кусок рафинада и велел мне помешивать, а сам принялся проделывать такую же процедуру со вторым стаканом. Вот те на, оказывается, этот трюк с самодельным кипятильником был известен не только советским зэкам.

За чаем библиотекарь поведал мне свою историю. В Штаты его семья эмигрировала с Западной Украины в начале века, когда Джонни было двенадцать лет, и звали его Шмуэль. Было у него три брата и сестра, он – младший в семье. Осели в Огайо, родители купили небольшую бакалейную лавку, дети им помогали, потом начали разбегаться. Джонни к окончанию школы мечтал поступить в университет, но дохода, который давала лавка родителей, едва хватало на жизнь семьи. А тут ещё нагрянула любовь. Еврейский мальчик по уши влюбился в дочку богатеньких родителей с их улицы. Та возьми и заяви ему: «Выйду за тебя, когда на твоём банковском счёте будут лежать хотя бы 100 тысяч долларов». Далеко не факт, что даже в этом случае она вышла бы за него, так как её родители на евреев поглядывали свысока и наверняка искали дочке женишка с хорошей родословной. Нужно было только дождаться, когда она закончит тот самый университет, в который мечтал поступить и Джонни. Но наш герой, потерявший от любви голову, решил во что бы то ни стало заработать эти несчастные 100 тысяч, причём легальным путём. За какую только работу он ни брался, однако всё приносило мизерный доход. В итоге с партией таких же мечтателей в 1931 году отправился на Аляску мыть золото. Старатель из Джонни получился аховый, и спустя полгода он вернулся с пустыми руками. При встрече со своей любовью, та с насмешкой поинтересовалась, добыл ли он те самые 100 тысяч? Если нет, то ему нужно поторопиться, так как родители уже подыскали ей жениха. В отчаянии Джонни не придумывает ничего лучшего, как купить на последние деньги револьвер и отправиться грабить банк. Убивать он никого не хотел, даже была мысль не заряжать барабан, но в последний момент всё же передумал. Возможно, это и спасло ему жизнь, хотя Джонни сейчас предпочёл бы смерть от пули охранника, но тогда интуитивно выстрелил первым, причём чуть ли не с зажмуренными глазами, но, как известно, новичкам везёт. Несчастный охранник получил смертельное ранение в шею, а находящегося в шоковом состоянии грабителя-неудачника повязали оперативно прибывшие на место преступления копы.

– Дело могло закончиться электрическим стулом, но общественному адвокату удалось добиться смягчения приговора до пожизненного, – со вздохом перешёл к финальной части своего рассказа Горовиц. – Первые двенадцать лет я отсидел в Мэнсфилдской тюрьме, потом меня отправили сюда. Библиотекарем я стал ещё при прежнем директоре, так как ни на что другое, по его мнению, в силу своего тщедушного телосложения я не был способен, а в книгах разбирался достаточно хорошо. Правда, в последнее время зрение совсем плохим стало, просил директора подыскать мне замену, но он пока что-то не слишком шевелится…

Вот вам очередная поучительная история, думал я, покидая гостеприимного библиотекаря. А что поделать, из-за любви люди не то что банки грабят, вешаются, стреляются и травятся. Вон у нас в армии, когда я ещё в Чечне служил, случай был с первогодком… Хотя ладно, не будем о грустном.

Этот вечер я посвятил чтению. Правда, один раз мой покой попытались нарушить. До отбоя, как я уже упоминал, двери камер оставались открытыми, тут-то и завалились ко мне двое типов, в одном из которых я признал утреннего зэка, наехавшего на меня по пути в столовую. Второй был на голову его выше и шире в плечах, классический бычара.

– Ну что, новенький, платить будешь? – спросил коротышка.

– В смысле? – спокойно поинтересовался я, откладывая в сторону книгу и лениво поворачивая голову.

– В смысле, что ты богатенький хрен, а без защиты здесь тебе каюк. Если я, Фредди Крюк, возьму тебя под своё крылышко, никто не посмеет поднять на тебя руку.

– Крыша моя, значит, пришла? Ну-ну… И сколько я должен за твоё покровительство?

– Каждую неделю будешь отдавать мне по полсотни баксов. С твоими миллионами это сущая мелочь, верно?

– А какой у тебя срок?

– Зачем тебе это?

– Ну, мне же нужно знать, сколько лет я буду платить тебе еженедельно по пятьдесят долларов. Хочу подсчитать, какая сумма набежит в итоге.

Этот тип переглянулся с подельником и, осклабившись, выдохнул из щербатой пасти вместе с миазмами:

– Слушай, грёбаный мистер Рич, мне насрать, сколько ты потратишь за семь лет, что я тут ещё буду торчать. Ты, наверное, ещё не понял, что речь идёт о твой жизни. И если ты её ни в цент ни ставишь, то можешь с ней попрощаться уже завтра.

– А теперь ты послушай меня, кусок дерьма. – Я спрыгнул с нар и, глядя в глаза, ровным голосом продолжил: – Если хоть ещё раз я увижу тебя возле моей камеры или ты приблизишься ко мне ближе чем на три метра… Нет, я не буду тебя убивать, я просто переломаю тебе ноги, чтобы ты, лёжа в лазарете, мог в спокойной обстановке подумать о своём поведении. И вот этот клоун, – я резким движением схватил здоровяка сквозь штанину за мошонку, – тебе не поможет, потому что будет лежать на соседней койке.

– Отпусти… – простонал бычара, стоя на цыпочках.

На всякий случай на глазах охреневшего шантажиста я растянул удовольствие ещё секунд на десять, после чего освободил из захвата яйца здоровяка, который, выпучив глаза, согнулся пополам, держась за промежность.

– Вон отсюда!

Они ушли, тихо так, разве что бычара продолжал постанывать. Я покосился на Молчуна Лу. Тот как сидел со своей крысой, так и продолжал сидеть, поглаживая зверька как ни в чём не бывало. А я снова забрался на свою шконку, продолжив увлекательное чтение об узнике замка Иф. Всё-таки у второго яруса есть преимущество – лампочка ближе, и читать как-то сподручнее. Но всё равно не настолько яркий свет, чтобы не испортить спустя какое-то время зрение. Как бы до очков не дочитаться…

На следующий день мне снова вручили метлу, но уборка продлилась недолго – зарядил дождь. Мести грязь смысла не было, поэтому я вернулся в камеру, но не успел улечься на своих нарах с книгой в руках, как появился надзиратель, кажется, фамилия его была Лепски. Поигрывая дубинкой, он велел мне следовать за ним. Я ничего не спросил, и мы покинули корпус. Миновали тюремный двор, вошли в административное здание, поднялись на второй этаж и остановились возле двери с табличкой «Директор Генри О. Диксон». Интересно, что от меня понадобилось директору тюрьмы?

Мне сказали сесть на стул напротив развалившегося в кресле за своим столом Генри Диксона. Тот выглядел лет на сорок с небольшим, его голову венчала крупная залысина. Перед ним лежала открытая папка, и на первом листе я разглядел свою фотокарточку, сделанную при поступлении в исправительное учреждение.