– А так, вне закона, часто калечат друг друга?

– Не без того, – вздохнул Моррис. – Раз в неделю точно случается, что кто-то кого-то порезал. Сколько камеры и зэков не обыскивай, – всегда найдётся способ заныкать заточку. Кстати, не нравится мне, как вон тот мексиканец смотрит на тебя.

– Какой?

– Да вон, сидит в компании своих подельников.

Он чуть заметно кивнул направо, где в компании смуглых мужчин разного возраста сидел такой же с чёрными курчавыми волосами почти до плеч и пялился на меня так, будто я ему должен сотню баксов. Можно, конечно, поиграть в гляделки, но ни к чему этот детский сад. Правда, когда мексиканец провёл большим пальцем по горлу, демонстрируя универсальный жест угрозы, я слегка напрягся. Это ещё что за наезды? Ладно, разберёмся, что к чему, там будет ясно, чем моя физиономия не устроила этого кучерявого латиноса.

Усмехнувшись, я подумал, что в общем-то человека в тюрьме пришить очень легко. Пусть даже на ночь камеры закрываются. Можно подговорить сокамерника – посулить всяких плюшек или пошантажировать. Можно на прогулке сунуть перо в почку или накинуться толпой в душевой, где имеется шанс поскользнуться и стать добычей для жаждущих твоей крови. Может, всё-таки провентилировать вопрос о побеге? По крайней мере, лучше свалить за кордон, нежели чалиться здесь полтора десятка лет, потерять здоровье, а возможно, и жизнь. Потом уж задним числом организовать выезд жены и детей.

– Закончили жрать! – заорал прохаживавшийся между столами надзиратель, поигрывая резиновой дубинкой. – Посуду сдаём на мойку! Живее, если не хотите отведать моей Мэгги!

– Это мистер Бутч так свою дубинку называет, – прокомментировал Моррис, хватая поднос с посудой. – В честь своей жёнушки. Говорят, та ещё стерва.

– Заключённый Моррис, прекратить болтовню!

И обещанная дубинка опустилась-таки на спину несчастного финагента. Это ещё надзиратель не разобрал, что бедолага о его благоверной сказал, иначе одним ударом по хребту вряд ли обошлось бы.

После завтрака большая часть заключённых отправились на работы, а меня до обеда запрягли подметать территорию. Я успел узнать, что десятка два арестантов трудятся на ремонте дороги в сторону Сан-Рафаела и дальше, до Олд-Тауна. На такой вид работ они соглашаются с удовольствием, это хоть какая-то возможность побывать за пределами осточертевшей тюрьмы. Причём обед им доставляют прямо туда, а обратно они возвращаются только к вечеру. Может, и я как-нибудь от скуки наймусь махать кайлом?

При тюрьме же имелись механическая мастерская и деревообрабатывающий цех, где, естественно, также трудились зэки, это помимо столовой и прачечной. Меня же, как я уже упомянул, отправили мести территорию, определив фронт работ, как говорил герой Леонова в «Джентльменах удачи», «от сих и до сих». Время дали до обеда. Я же осмотрел территорию и прикинул, что тут за час можно управиться. Лениво шаркая видавшей виды метлой, я поглядывал по сторонам, памятуя об утренней угрозе со стороны мексиканца. Если что, отобьюсь черенком, я уже проверил, что он довольно легко выдёргивается из схваченных бечёвкой прутьев. Как-никак с мастером Лю мы отрабатывали и такую технику, причём я и сам кое-что ему продемонстрировал, так как у меня имелись наработки ещё с армейских времён в прежней жизни. Мастерство, как известно, не пропьёшь.

Но инцидента не случилось. Я, не особо напрягаясь, как и предполагал, управился меньше чем за час. После чего, сдав инструмент зэку-хозяйственнику, с чистой совестью отправился к свободному тренажёру. Их тут было всего два – штанга и боксёрский мешок из потёртой, набитой конским волосом кожи. Раздевшись до пояса, я лёг на лавку и принялся качать вес. Навскидку в штанге с приваренными наглухо «блинами» было килограммов двадцать пять, ну, максимум тридцать, поэтому я рассчитывал сделать десять подходов по двадцать жимов.

– А я тут кое-что выяснил. – Ишь ты, как незаметно подкрался Моррис.

Что-то я расслабился, в другой раз, чего доброго, какой-нибудь охальник с заточкой подкрадётся, а я лежу тут, потею.

– Насчёт чего?

– Насчёт мексиканца. Тебе знакома фамилия Сальвадо? – понизив голос, поинтересовался он.

– Хм… Ну, предположим, – напрягся я, принимая сидячее положение.

– Ты ему сильно насолил?

– Так, Джеймс, не тяни кота за яйца, мои с Сальвадо дела не для посторонних. Извини, не хотел обидеть.

– Ничего, я не обиделся… Так вот, у этого Сальвадо, известного как главарь наркомафии, который отбывает срок в Синг-Синге, здесь сидят подельники, и они вроде узнали, что их босс оказался в тюрьме не без твоего участия. Понимаешь, к чему я веду?

– Куда уж понятнее… Откуда ты это узнал?

– Просто оказался в нужном месте в нужное время, если это объяснение тебя устроит.

– Что ж, спасибо за предупреждение, Джеймс, буду держать ухо востро. Кстати, как попасть в библиотеку?

Книгохранилище находилось на втором этаже корпуса «B». Посещение свободное, но я оказался единственным посетителем.

– О, а вы, похоже, из новеньких. – Скрипучий голос принадлежал пожилому зэку с испещрённым морщинами лицом.

Сидевшая на переносице мясистого носа дужка очков с большими линзами была когда-то, вероятно, сломана, а позже скреплена обычным медицинским пластырем, уже потерявшим свою былую белизну. Одет он был в стандартную серую робу, но при этом на руках зачем-то имелись нарукавники.

– Джонни Горовиц к вашим услугам, – представился библиотекарь, привстав за своей конторкой и изображая чуть заметный поклон.

– Фил Бёрд, – невольно улыбнулся я. – Действительно, в Сан-Квентин я попал только вчера и уже понял, как скучно здесь без телевидения, радио и книг. С первыми двумя пунктами ничего не поделаешь, а вот книги, я смотрю, в наличии имеются. Предложите что-нибудь почитать?

– С удовольствием! Но сначала я должен выяснить ваши предпочтения. Шекспир, Дюма, Диккенс, Толстой, Драйзер, Ирвинг, Твен, Лондон?…

– М-м-м… Ну, для начала можно что-нибудь из Дюма и… А Гюго у вас есть?

– О, один из моих любимейших авторов! «Отверженные», «Собор Парижской Богоматери», «Человек, который смеётся»? Или «Последний день приговорённого к смерти»? Знаете, в наших местах очень актуально…

– Нет, спасибо, в смертники меня пока рано записывать. Давайте «Человек, который смеётся». Я слышал, на руки вы выдаёте не больше двух книг? Тогда из Дюма, если уж в тему, как вы говорите, дайте «Граф Монте-Кристо».

Спустя минуту я держал две увесистые книги французских авторов. Гюго в ещё вполне приличном состоянии, а вот Дюма изрядно потрёпан, но, к счастью, все страницы на месте. На меня завели карточку, а вернуть книги я должен был через неделю. Но прежде чем откланяться, я поинтресовался:

– Нескромный вопрос, мистер Горовиц… Вас-то за какие грехи сюда определили?

Тот грустно улыбнулся и принялся протирать носовым платком линзы очков. Ответил, только водрузив их обратно на нос.