Решив, что пора вернуться к практике ушу, перед завтраком в камере я начал проделывать комплекс упражнений. В таком пенале, конечно, не разгуляешься, но когда сосед постоянно сидит на нарах, места побольше, чем если бы он болтался по камере. Флегматичный Молчун Лу даже начал коситься на меня с интересом, когда я принялся делать комплекс чанцюань. Зато после первой же тренировки я почувствовал прилив бодрости, что было отмечено за завтраком Джеймсом Моррисом. Мы с ним в эти дни изредка пересекались, причём не только в столовой, и даже как бы сдружились. Причём я не сказал бы, что он пытался ко мне подмазаться, как к человеку, владеющему огромным по нынешним меркам состоянием (впрочем, теперь им официально владеет моя супруга), я такие вещи чувствую на расстоянии. Всё происходило как-то само собой, и мне действительно было с ним комфортно общаться, благо человеком он оказался достаточно эрудированным.

Молчун Лу по-прежнему основное внимание уделял своей крысе и ночью больше меня не тревожил. Либо я просто привык и спал в полную силу.

За эти дни я пару раз успел побывать в душевой, и оба раза обошлось без эксцессов. Никто до меня не докапывался, да и сам я старался лишний раз мыло не ронять и спиной ни к кому не поворачиваться.

Также я успел добить историю о Монте-Кристо и уже наполовину осилил труд Гюго, предпочитая в дневное время читать в проходе, опершись на перила и поставив ногу на нижнюю перекладину. Тут-то меня и навестил проповедник. Тот самый Чокнутый Мо, которого я до этого видел лишь мельком, да и то издалека.

– Грешишь?

Я оторвался от книги и посмотрел на вопрошавшего. Проповедник был на вид ненамного старше меня, невелик росточком, жидкие светлые волосы спускались до плеч, а тонкие пальцы крепко сжимали потрёпанный томик Библии. Но всё внимание приковывали к себе глаза, словно горевшие праведным блеском.

– А кто не грешен? – ответил я, решив не пускаться в прения с двинутым на религии зэком.

– Крест носишь, сын мой, – его взгляд скользнул в разрез моей робы, – а на отпущение грехов не приходишь.

– К вам?

– А что, тут есть другие пастыри?

Я вспомнил Ухтпечлаг и отца Иллариона, зверски замученного уголовниками. Вот ему я с радостью покаялся бы, а не этому клоуну. Видно, прений не избежать.

– А вы какую церковь представляете, святой отец? – поинтересовался я, с иронией выделив обращение к «пастырю».

– Разве это так важно? Мы все – дети Господа нашего.

– Извините, но я русский, крещён в православной вере, и отпускать грехи мне будет только православный священник. А вы-то вообще в сан рукоположены? Или так, самодеятельностью занимаетесь? Чем вы вообще на воле занимались и за какие грехи сюда угодили?

Самопальный батюшка, похоже, онемел от такого наезда, а я вернулся к чтению, сделав вид, что не замечаю стоящего рядом со мной проповедника, хотя его негодующий взгляд чувствовал всем своим естеством. Не думаю, что ещё кто-то говорил ему подобное.

– Святой отец, – неожиданно услышал я голос подошедшего Морриса. – А вот скажите, Бог правда существует? Не хочу вас обидеть, но…

– Не богохульствуй! – прошипел Чокнутый Мо. – Если дьявол существует, то и Бог есть. А дьявола я вижу каждый день.

И снова я ощутил на себе взгляд полный столь праведного гнева, что захотелось поёжиться, однако я сдержался и продолжал как ни в чём не бывало перечитывать историю несчастного Гуинплена. Лишь после того, как проповедник удалился, я позволил себе оторваться от чтения и обменяться улыбками с Моррисом.

– Спасибо, старина, что выручил, а то что-то уж очень резво этот шут взялся за моё религиозное воспитание.

– Не стоит благодарности, – подмигнул финагент. – В другой раз ты меня выручишь. Но думаю, проповедник затаил на тебя обиду, так что не расслабляйся. А учитывая, что ещё и мексиканцы в твою сторону косо поглядывают…

– Да уж, впору нанимать телохранителя.

– А что, с твоими-то деньгами! Конечно, их ещё надо суметь переправить в тюрьму. Если нужно, могу договориться с человеком, который организует доставку с воли не только денег, но и много чего ещё, включая травку. Правда, комиссионные берёт приличные.

– Спасибо, не стоит, – улыбнулся я. – Если меня всерьёз захотят убрать, то никакой телохранитель не поможет. Но надеюсь, смогу за себя постоять.

– Если что – я на твоей стороне… Ладно, пойду в прачечную, скоро моя смена ваши тряпки стирать. – Шутливо взяв под козырёк, Моррис отправился по своим делам, я же попытался вернуться к чтению, но теперь уже никак не получалось сосредоточиться на повествовании.

М-да, выходит, я и впрямь постепенно обзавожусь недругами. Может, стоило с этим Чокнутым Мо держать себя помягче? Даже покаяться для виду в каком-нибудь грешке, типа первой мастурбации в четырнадцатилетнем возрасте? Отпустил бы грехи – и никаких претензий.

Нет уж, осадил я себя, в моей жизни случалось немало возможностей пойти вопреки своим принципам, порой причины были даже более веские, как, например, когда на кону стояла моя собственная жизнь. Но я всегда шёл наперекор обстоятельствам и, возможно, как раз потому ещё жив, хотя в данный момент и угодил в места не столь отдалённые. А посему хватит изводить себя бесплодными моральными терзаниями.

Я достал из-за пазухи маленькое семейное фото, где мы позировали на фоне ранчо, как я в шутку называл наш домик в Вегасе. Грусть всколыхнула моё сердце, захотелось хлюпнуть носом, размазывая слёзы по щекам, но я сдержал эмоции, лишь непроизвольный вздох вырвался из моей груди. Пожалуй, только сейчас я по-настоящему осознал, какая долгая разлука нам предстоит, хотя до этого разум упорно отказывался верить, что это взаправду. Попадись мне сейчас сволочь, подставившая меня, голыми руками порвал бы на части!

В приливе чувств я с такой силой грохнул кулаком по перилам, что они завибрировали, а ребро ладони отозвалось болью. Поймал на себе удивлённо-встревоженный взгляд идущего мимо зэка…

А на следующий день надзиратель велел мне шлёпать в библиотеку, принимать дела у старины Джонни. Горовиц встретил меня грустной улыбкой.

– А, это вы… Ну что ж, мои просьбы наконец достигли ушей начальника тюрьмы, и я, признаюсь, рад, что нашёл замену именно в вашем лице. Что ж, давайте приступим к делу.

В следующие три с половиной часа, пожертвовав даже обедом – мы обошлись самопальным чаем с печеньями, – Горовиц передавал мне дела. Мне не составило особого труда запомнить, на каких стеллажах находится классика, на каких – приключенческая литература, где – поэзия и так далее. Особое внимание уделялось картотеке, я должен был следить за тем, чтобы книги возвращались вовремя и в том виде, в котором были отданы на руки. В противном случае в качестве наказания читатель лишался своего абонемента.

– Надеюсь, передаю своё дело в надёжные руки, – сказал на прощание Горовиц с подозрительным блеском в глазах. – Буду заходить по старой памяти, если вы не против. Я все книги практически перечитал, но просто подержать их в руках будет приятно.