– Бой с участием Редфорда обычно обходится одним, максимум двумя раундами, – крикнул мне на ухо Моррис. – На ирландце я прогорел на пять баксов, а в этом бою, как и девяносто девять процентов зрителей, поставил на Редфорда. Не хочешь сделать ставку?

– Не вижу смысла, по-моему, этот Шульман ему не соперник.

Между тем боксёры сошлись в центре ринга, пожали друг другу перчатки, после чего рефери кивнул обоим секундантам, и прозвенел самый настоящий гонг. Шульман принялся выплясывать вокруг Редфорда, доставая того джебами левой. Тот в свою очередь старался оттеснить соперника в угол. К концу раунда это ему удалось, и Редфорд принялся лупить по защите Шульмана своими пудовыми кулачищами с такой силой, что противника мотало из стороны в сторону. Один раз громиле удалось сделать прореху в его обороне, и оппонента под оглушительный рёв публики отбросило на канаты. Но тут раздался гонг, и экзекуция была отложена на второй раунд.

Правда, со старта второй трёхминутки одно время Шульману вновь удавалось маневрировать, доставая соперника джебами, впрочем не наносящими тому абсолютно никакого вреда. В какой-то момент Редфорду это надоело, и он, просто обхватив соперниками руками, впечатал его в угол с такой силой, что тот, похоже, на несколько секунд потерял способность дышать, и, воспользовавшись его замешательством, включил режим «молотобойца»… Несколько капель крови долетели и до меня. От серьёзных увечий несчастного Шульмана спасло своевременное вмешательство рефери. Он даже смог покинуть ринг на своих двоих, хотя и обхватив рукой шею своего секунданта.

Перед решающим боем боксёры получали полчаса отдыха. Однако сегодня случилось непредвиденное. Суарес, сославшись на якобы полученную в первом бою травму плеча, отказался выходить на финальный поединок. Я его понимал, судьба мексиканца могла оказаться гораздо печальнее судьбы Шульмана, недаром на счету Редфорда в прошлых боях были покалеченные. И куда только тюремная администрация смотрит?… Хотя именно на то, как Редфорд калечит соперников, она и смотрит, причём с превеликим удовольствием.

Попробовали было вызвать О’Брайена, но тот уже успел куда-то свинтить. Назревал вариант, при котором Редфорд становился победителем турнира без боя. Народу это не нравилось, да и самому финалисту, судя по его задиристым крикам в толпу, тоже. Наконец, о чём-то переговорив сначала с Диксоном, а затем с Редфордом, рефери поднял руку, призывая к тишине.

– Джентльмены, внимание! Заключённый Редфорд готов принять вызов от любого из зрителей. Финалист получит оговорённую сумму гонорара. В случае победы – семьдесят пять процентов, в случае поражения – двадцать пять. Есть желающие?

Значит, о подпольном тотализаторе они знают и не скрывают этого. Ах ты ж, мистер Диксон, устроил тут себе государство в государстве со своими законами.

Следующие несколько минут в зале стоял гул. Из отдельных доносящихся до меня обрывков можно было заключить, что одни провоцируют других выйти в ринг, а те решительно отказываются. Оно и понятно – здоровье дороже. И вдруг вижу, Эшли Редфорд кричит что-то в мою сторону. Прислушался – да, несомненно, он вызывает на ринг меня. Ха, делать мне, что ли, нечего?… Что-что? Он что-то сказал про мою мать? Однозначно, оскорбляет не только её, но и мою жену. Типа она ему дала… Вот же сучёныш!

– Фил, брось, он это специально! – шипит мне на ухо Моррис.

А я ловлю на себе взгляды зэков, которые стоят рядом и тоже всё слышат, и в глазах одних читается усмешка, а других – сочувствие. Но усмешек больше, и это меня окончательно выводит из себя. Я отталкиваю стоящего передо мной темнокожего парня и одним прыжком взлетаю на ринг. Публика восторженно ревёт! Хлеб какой-никой у народа есть, а тут ещё и зрелище обещается.

Я скидываю робу, оставаясь, как тут положено, в штанах и ботинках. Моррис заползает на ринг следом и зашнуровывает мне перчатки, продолжая бормотать, что зря я это затеял. Я же сверлю яростным взглядом лениво прогуливающегося в своём углу Редфорда, уже представляя, как его физиономия превращается в кровавое месиво. Наконец рефери приглашает нас в центр ринга. Что? Пожать перчатки? Да пошёл он в жопу!

– Ты покойник! – рычит Редфорд, обдавая меня запахом гнили.

В ответ я обливаю его взглядом полным презрения.

Звучит гонг, следует команда Паттерсона: «Бокс!» – и я… Нет, не прыгаю на соперника с отчаянным самоубийственным воплем, а моментально включаю режим хладнокровия и повторяю действия Шульмана. Еврейчик тогда выбрал единственно верную тактику, но чего-то ему всё же не хватило.

На что способен Редфорд, я представляю и знаю свои возможности. Окажись мы на татами, я с этим громилой разобрался бы в два счёта, здесь же, работая по правилам бокса, исход представляю неоднозначным. Но внутри меня зреет уверенность, что я сумею оказать достойное сопротивление этому амбалу.

Ростом я чуть выше Шульмана, но всё равно разница в габаритах впечатляет. Однако длиной рук почти не уступаю Редфорду, чем умело пользуюсь в первые минуты боя. Соперник, похоже, сообразил, что ему придётся за мной так же побегать, как и за Шульманом, посему активно пытается зажать меня в угол и произвести действия насильственного характера. Но я продолжаю играть в недотрогу, отскакиваю, кружу, отстреливаюсь джебами, в общем, реализую на практике девиз ещё, скорее всего, пребывающего в детском возрасте Кассиуса Клея, он же будущий Мохаммед Али: «Порхай – как бабочка, жаль – как пчела».

Задуманное приносит первые плоды – под правым глазом Редфорда расплывается кровоподтёк. Лишь бы хватило сил на все шесть раундов. Звучит гонг, я опускаю руки и тут же вижу, как мне в голову летит правый прямой. В последний миг отклоняюсь, одновременно поднимая левое плечо, однако удар хоть и не в полную силу, но всё равно доходит до цели. В голове вспыхивает молния, на мгновение перед глазами всё плывёт, в ушах звенит, ноги подгибаются, и я опускаюсь на одно колено. Как сквозь туман вижу перед собой Паттерсона, губы его шевелятся, постепенно слух и зрение проясняются, лицо рефери вижу чётче, слышу крики зрителей и наконец различаю голос Паттерсона:

– …Можешь продолжать бой?

Трясу головой, собирая мозги в кучу. Пытаюсь встать на ноги и чувствую, как меня ведёт в сторону. Паттерсон, вздохнув, машет руками – бой окончен. Публика ревёт, на физиономии Редфорда торжествующая ухмылка, однако окончательное решение должен принять Диксон. Он подзывает рефери, что-то шепчет ему на ухо. Тот сквозь толпу протискивается обратно на ринг и… поднимает мою руку. На мгновение в цехе повисает недоумевающая тишина.

– Поскольку один из боксёров нанёс удар, повлекший невозможность продолжения боя, после гонга, то победа согласно правилам присуждается его сопернику.

Редфорд ревёт как раненый зверь, кидаясь к нам с налитыми кровью глазами. Он готов порвать на куски и рефери, и меня. Паттерсон испуганно отступает, а я, собравшись с силами, встречаю громилу апперкотом правой. Тот словно натыкается на стену, после чего кулем валится на канвас.

Зал взрывается криками. Быстро пришедший в себя Паттерсон командует зэкам, и они за руки и за ноги вытаскивают ещё не пришедшего в себя Редфорда. Я спускаюсь с ринга и чувствую, как меня хлопают на спине. Моррис с довольной улыбкой во всё лицо помогает снять перчатки и показывает свёрнутые купюры.