похрустывая замёрзшей грязью. Шёл и шёл, и через некоторое время тропа кончилась, уступив место узкому каменистому пляжу, усеянному водорослями. Линию прилива окаймляла ледяная корка. С минуту он стоял, глядя на угрюмую, неподвижную воду. Слышал, как где-то позади плачут кроншнепы. Сильно пахло солью и йодом. Можно было подумать, что стоишь на краю света.

Он развернулся и побрёл обратно.

– Пойдём, – сказал он Рэдфорду.

Старая машина, подскакивая и скрипя амортизаторами, неслась по трассе. Подёрнутые льдом бочаги по обе стороны дороги блестели, как ртуть, в последних лучах заката.

– Это здесь нашли вашего сына? – спросил Страффорд.

– Да, – ответил Рэдфорд. – Его выбросило сюда прибоем.

– Фонси его знал?

– Полагаю, они виделись в городе или тогда, когда Ларри бывал в Баллигласс-хаусе. – Ларри. Страффорду вспомнилось, как Рэдфорд говорил, что его сын не позволял родителям называть его этим именем. Сержант прочёл его мысли: – Так я о нём думаю, Бог знает почему. Теперь он навсегда останется для меня Ларри.

– А что со священником? Вы сказали, что ваш сын был с ним близко знаком?

Рэдфорд ответил не сразу. Какое-то время молча водил ладонями взад-вперёд по краю руля.

– Этот священник, – произнёс он наконец, – был настоящей раковой опухолью. Он заслужил то, что получил.

На некоторое время Страффорд задумался над сказанным.

– Почему же вы о нём не сообщили? – спросил он. – Кажется, о его пристрастиях знали все.

Рэдфорд горько хохотнул.

– А кому тут сообщать-то? Вы, может быть, не слышали: о священнике нельзя никуда «сообщить». Духовенство неприкосновенно. – Он снова неприятно рассмеялся. – Неужели вам никто об этом не сообщил?

– Даже когда священник – раковая опухоль и растлевает малолетних?

Рэдфорд вздохнул.

– Самое большее, что можно было сделать, – пояснил он, – это добиться его перевода. Это всё, что делает Церковь, когда кто-то из её служителей наживает себе проблем. А тогда он просто взялся бы за свои штучки где-нибудь в другом месте.

Страффорд скрестил руки и откинулся на спинку сиденья.

– Фонси, – стал перечислять он, – ваш сын, сын хозяина Дома…

– Осборн-младший? – уточнил Рэдфорд, а затем кивнул. – Ну конечно. Потому-то священник там постоянно и отирался.

Инспектор посмотрел в окно на проносящийся мимо пейзаж. После долгого молчания Рэдфорд спросил:

– Как вы определили, что это был Фонси?

– Я же вам говорил, я видел его в фургоне Река. Но к тому времени я, кажется, уже и так всё понял. Фонси жил в Каррикли – и там же служил священник.

Они доехали до края болота, преодолели склон и свернули на главную дорогу.

– Куда сейчас? – спросил Рэдфорд.

– Сейчас нам стоит взглянуть на жилище Фонси. Возможно, там даже найдётся он сам.

Оставшуюся часть пути до Баллигласса они проделали молча. Затем Страффорд дал указания. Они припарковались на том же месте, где остановился Джеремия Рек, чтобы подвезти Страффорда.

Вышли из машины.

– Спускаемся здесь, – сказал Страффорд. – Склон крутой, смотрите, куда ступаете.

На снегу возле вагончика Фонси снова алела кровь, но на этот раз уж точно не кроличья. Там же обнаружился и топор со следами крови и волосами на обухе.

Страффорд огляделся и покачал головой.

– Кто там говорил, что прочесал этот лес?

Дверь вагончика была не заперта. Они вошли внутрь. Инспектору, более высокому из двоих, пришлось пригнуть голову, проходя через дверной проём. Здесь обнаружилось ещё больше крови, целая лужа. Лужа крови Дженкинса.

– Надо полагать, Фонси застал его врасплох, – рассудил Страффорд. – Неужели он что-нибудь нашёл?

– Возможно, вот это.

Воспользовавшись носовым платком как перчаткой, Рэдфорд поднял со стола нож с длинным лезвием, истончившимся за годы заточки.

– Фленшерный нож, – сказал он. – Такими пользуются мясники. – Он положил нож обратно на ламинатный столик, закреплённый на стене. Затем воскликнул:

– Господи Иисусе, а это ещё что?

На полу под столом стоял треснутый хрустальный бокал, из которого вываливалось что-то похожее на пригоршню тухлого мяса, синюшного, почерневшего и с фиолетовыми пятнами. Рэдфорд присел на корточки и ощупал липкую массу.

– Господи, – сказал он снова, ещё тише. Оба понимали, на что смотрят.

Рэдфорд глубоко вздохнул.

– Вот это-то и нашёл Дженкинс, этот бокал и нож. А потом появился Фонси. – Он с кряхтением поднялся на ноги и осмотрел кровь на полу и стенах. – Похоже, ваше дело и правда раскрыто.

– Вы так думаете?

– А вы?

– Думаю, да. Но как же Фонси попал в дом?

– Вот у него и спросим, когда найдём.

– Когда найдём, – повторил Страффорд. – Ну да. Когда найдём.

Они поднялись по обледенелому косогору, поросшему серебристыми берёзами. Местами тропа была настолько скользкой, что приходилось хвататься за деревья и перемещаться рывками от одного ствола к другому.

Дойдя до дороги, они на мгновение остановились, тяжело дыша. Затем Рэдфорд отвернулся, наклонился вперёд, упершись руками в колени, и его вывернуло на землю. Потом он снова выпрямился, утирая рот.

– Извините, – сказал он. Прочистил горло и вдохнул большой глоток воздуха. – Что собираетесь делать?

– Отвезите меня обратно в «Сноп ячменя», ладно? Мне нужно позвонить в Дублин.

Он позвонил Хэкетту домой – и на этот раз пробился. Рассказал о Дженкинсе. Говорить было особо нечего.

– Журналисты меня прямо-таки осадили, – сказал Хэкетт.

– По поводу Дженкинса?

– Кто-то сболтнул им, что он пропал. – Стенсон, подумал Страффорд. – Ну а я сказал им, чтобы они отвязались, да и вам бы посоветовал сделать то же самое.

Затем инспектор рассказал ему о том, что они с сержантом Рэдфордом нашли в вагончике.

– Господь всемогущий! – хрипло выдохнул Хэкетт. – Я же только встал из-за рождественского стола… – Он сделал паузу. – Всё хозяйство бедняги, яйца и всё такое прочее в бокале из-под виски? Ничего себе рождественский подарочек вам попался… А что там с этим юнцом, как его, Фонси Уэлчем? Есть какие-то новости?

– Догадываюсь, он тоже мёртв.

– Господи, да у нас в руках целая кровавая баня. Выдвигаюсь – сейчас за мной пришлют патрульную машину.

– Встретимся в Баллигласс-хаусе.

– Договорились. И вот ещё, Страффорд…

– Да?

– С Рождеством.

На следующий день труп Фонси нашли выброшенным на берег у Рейвен-пойнта. В волосах у него запутались льдинки. Глаза его были открыты, веки сковало морозом. На ум Страффорду пришла та самая сипуха, вылетевшая из снежной мглы той ночью на дороге, её плоское белое лицо и широко распростёртые крылья – а также, конечно, глаза.

Эпилог. Лето, 1967

Сперва, увидев, как она идёт через вестибюль отеля, он её не узнал.

С тех пор, как он видел её в последний раз, прошло – сколько? – десять с лишним лет. На ней было летнее платье в цветочек, которое ей не шло. Оно было слишком коротко и