— Но без тебя я поразмышлял, увязал это со многим другим, что напихал в мою память Ведун, и понял, что в чистом виде сие преждевременно. А жаль!

— Почему?

— Наверное, меня ослепила идея взвалить большинство своих обязанностей на чужие плечи: на обе думы, на судей и своих управленцев. Тогда бы я был весьма и весьма свободен. Но…

— И в чём же это «но» заключается?

— Судя по историческому опыту, с которым меня ознакомил Ведун, подобные кардинальные перемены требуют немало времени, их следует осуществлять постепенно. И лучше — при авторитарной власти.

— В этом я согласен с тобой. И есть ещё одна опасность. Образно говоря, разделение властей — это как разделение головы на несколько. Представим трёхголовый организм: как им договариваться между собой? Хорошо, если на это имеется время, а если нужно действовать быстро, то такое разделение окажется смертельно опасным. Вот если бы в главном все головы были примерно едины, а в каких-то ситуациях полную власть получала одна, наиболее подготовленная, то дело иное. Потому ты прав, без авторитарного правления не обойтись.

— Теперь я это и сам вижу, — опечалился Росс, — а так хотелось жить более беззаботно.

— Твоя идея с народной думой неплоха. Только сразу нужно очертить сферу её влияния: пусть решают какие-то низовые, бытовые, сравнительно мелкие задачи. Хотя бы поначалу. Ну, а что-то более важное доводят до сведения княжеской думы. Позже можно позволить в исключительных случаях обращаться к великому князю непосредственно.

— Я всё размышляю: какую же форму правления избрать? И к какой склоняешься?

— А ты бы какую посоветовал?

Волхв задумался, а потом сказал:

— Из той суммы фактов, что оказалась в моей памяти, помню, что успешной может быть практически любая форма правления. Были государства с высоким уровнем жизни — по меркам той эпохи, конечно! — и монархические, и республиканские, и диктаторские или авторитарные. Не форма суть главное, а содержание.

— В памяти застряло чьё-то высказывание, что любая устоявшаяся власть, освящённая традицией, — величайшее сокровище для народа.

— Согласен. Тогда всем понятны, так сказать, правила игры. К ним привыкли с пелёнок, власть кажется естественной. Пусть даже власть далека от совершенства, но в общем дело своё делает.

— Не случайно появились такие утверждения, что всякая власть от бога. Или такое: даже плохая власть лучше безвластия, анархии.

— Очень важно: кто стоит у власти. Одни управляют страной лучше, другие похуже. Но даже второй вариант лучше кровавого передела власти.

— Это так, — согласно кивнул Росс. — Никаких революций, только эволюция, реформы. — Наверное, следует оставить поиски формы власти. Назвать можно по-разному, оставим это для историков. Будем улучшать то, что имеется сейчас. Постепенно, вдумчиво. Если в чём-то ошибёмся, то исправимся. А что получится в конце концов и как это можно будет назвать — пусть поломают головы другие.

— Правильная мысль, — согласился волхв.

— Размышляя над всем этим, я вспомнил слова великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина: «Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества». Об этом мы должны думать в первую очередь: «над улучшением нравов». Тем более, Ведун сообщил мне, что крепость государства в немалой степени зависит от крепости морали.

— И власть имущие сами должны быть тому первым примером. Зачастую рыба начинает тухнуть с головы, а чистить её начинают с хвоста.

— Верно. В этом с тобой не поспоришь. Правда, никто не снимает ответственности и со всех остальных. В идеале должна быть дружная команда, в которой один за всех, а все за одного. Интересы каждого должны укладываться в определённые рамки общих интересов. Вот о последнем нужен общественный договор, который определит «правила игры» или «правила общежития».

— И свобода каждого кулака должна заканчиваться там, где начинается чужое лицо, — процитировал известное выражение Сечень.

— Именно так, — согласился Росс. — И имеется ещё очень сложный вопрос. Нужно ещё будет основательно его продумать, всё слишком запутанно.

— О чём это ты? — спросил Сечень.

— В животном мире господствует естественный отбор. Например, были случаи, когда, например, олени оказывались без хищников. Поначалу они сильно множились в числе, а потом у них появлялось огромное количество больных животных, начинались эпидемии и огромный падёж. Когда в эту местность запускали волков, то постепенно всё приходило в норму: стада оленей увеличивались, все особи оставались крепкими и здоровыми. Слабых и больных отбраковывали хищники.

— Это мне известно. И твой рассказ про оленей и волков — несомненно, прелюдия к чему-то важному?

— Да. В человеческом обществе подобного отбора нет, потому оно может придти к деградации. Должен быть какой-то механизм отбора лучших. Вот только он должен быть человеческим, мы же не волки друг другу, — убеждённо заявил Росс.

— Честно говоря, я над подобным не задумывался. Действительно, нужно подумать и об отборе. Сейчас всплыло в памяти, это, как и многое иное, вложил мне в память Ведун, что в Спарте новорождённых осматривали архонты и решали их судьбу: слабых бросали в пропасть. А в ряде стран некоторым запрещали иметь детей, стерилизовали.

— Нет, это нечеловеческие методы отбора, — покачал головой Росс, — о них даже и не хочу говорить. Нужны иные.

— Более гуманные, — подхватил волхв. — Например, нужно постепенно организовать конкурсы, состязания и выбирать лучших: в различных видах спортивных состязаниях, в каждой профессии, в различных сферах деятельности. Награждать и поощрять их.

— Да, примерно так. Стимулировать их как-то на рождение большего количества детей. Нужно ещё продумать лучше всё это. Позже с тобой обсудим.

— Я тоже специально позже поинтересуюсь в Лунном котле, что там имеется по этому вопросу.

— Здесь существует противоречие: вроде бы, люди должны быть равны, но ведь они никак не могут быть равны. Просто по определению! Они различаются по полу, возрасту, внешним данным — росту, весу, телосложению…